Снова и снова восторгаясь памятью Якоба Менделя, его самодисциплиной, отрешенной от всего наносного концентрацией на единственном деле – «эта память могла получить такое поистине сверхъестественное развитие только благодаря вечной тайне всякого совершенства: тайне сосредоточенности», – Цвейг намеренно сравнивает его с Глосси. Директора библиотеки Стефан знал лично и очень хорошо понимал, какую помощь оказал этот усидчивый гений будущим историкам, критикам, театроведам, студентам с их вечной подготовкой дипломов и рефератов. Обратим внимание, что в новелле автор прямо призывает обращаться к Глосси за советом и помощью: «Так же как и по сей день каждый, кто хочет получить сведения о театральной жизни старой Вены, о ее культуре, неизбежно обратится к всеведущему старику Глосси».
Обозначенная Альзерштрассе, по которой в промозглый дождливый вечер автор новеллы спешно возвращался домой, – реально существующая дорожная артерия Вены длиной в один километр. Вот только кафе «Глюк» (
Единственным утешением для всех поклонников гениального произведения «Мендель-букинист» – а я точно знаю, что немало людей отправлялось в Вену на поиски мифического кафе, названного писателем в честь реформатора оперного искусства Глюка, – может стать, не удивляйтесь, кофейня «
Среди завсегдатаев «
«Мне было почти 21, когда я познакомился со Стефаном Цвейгом. Через Герберта Ойленберга, который приехал в Вену для постановки одной из своих пьес. Стефан Цвейг, читавший все журналы, даже бульварные, уже знал мое имя по публикации в одном из таких изданий. По крайней мере, он так сказал. А какой молодой автор не поверит, если знаменитый поэт заверяет, что уже читал его произведение? Стефан Цвейг пригласил меня – уже не помню, было это в воскресный вечер или в понедельник – в кафе “Бетховен”, где он регулярно встречался с молодыми авторами. Добавил, что будет рад меня видеть. Это было как возведение в дворянство. Надо ли говорить, какой гордостью это наполнило меня, двадцатилетнего человека? Нужно напомнить сегодняшнему читателю, что тогда, перед первой мировой войной, молодежь еще не была открыта. Ею не интересовались ни политики, ни выдающиеся умы. Все, что от нее требовалось, только идти в армию. А в литературе поколение уже знаменитых писателей и поколение молодых держались далеко друг от друга. Контакт с молодежью был тогда чем-то исключительным. Таким исключением в Вене был Стефан Цвейг. Он был единственным, кто протягивал молодым руку помощи, принимал, слушал и помогал советом».
С таких сердечных, теплых слов в адрес волшебника немецкого языка Цвейга начинает свой очерк{119} австрийский драматург Оскар Фонтана (