Стефан Цвейг

Эмиль Верхарн родился 21 мая 1855 года в крохотном местечке Сент-Аман вблизи Антверпена во Фландрии в семье мелкого чиновника, предки которого занимались изготовлением сукна. Получив религиозное воспитание и окончив школу, он продолжил учебу в иезуитском колледже в Генте (позже там учился и автор «Синей птицы» Морис Метерлинк). Далее Верхарн обучался на юридическом факультете Лёвенского университета и прошел стажировку у адвоката и писателя Эдмона Пикара, многократного номинанта на Нобелевскую премию по литературе.

Непреодолимая тяга к творчеству (Верхарн, как и Цвейг, публиковал стихи с пятнадцати лет, писал в журналы и газеты под псевдонимом «Пантагрюэль»), мудрые и своевременные советы Пикара в конечном итоге определили его судьбу. «Я хотел бы суметь наполнить те разнообразные стихи, на которые меня вдохновляет Фландрия, обильным здоровьем, тучной жизнью, так восхитительно подчеркнутыми Иордансом во всем его творчестве», – писал Верхарн своему другу ван Аренбергу{97} в 1879 году.

Вдохновляясь национальными традициями живописи Рубенса, пребывая под влиянием бодлеровских мотивов{98}, спустя четыре года он издал в Брюсселе свой первый поэтический сборник «Фламандские стихи». Один из подписанных экземпляров Верхарн отправит любимому поэту Виктору Гюго. Не случайно Цвейг, публикуя в «Schuster & Loeffler» сборник избранной поэзии Верхарна в 1904 году, подчеркнет в предисловии: «Эмиль Верхарн, со времен Виктора Гюго, возможно, первый лирический поэт высокого стиля во Франции». Но признание и слава не спешили к порогу дома «бельгийского Виктора Гюго». Критики обвиняли поэта в отсутствии благопристойности, и за такие произведения, как «Свиньи», «Като», «Равнина», прозвали «Рафаэлем навоза». Интересно, что Лемонье за два года до выхода «Фламандских стихов» в своем романе «Самец» писал о «лошадином навозе и остром запахе свиной мочи», но «Рафаэлем навоза» нарекли почему-то не его, а Верхарна.

Поэт впадает в депрессию и удаляется в Форжский монастырь, где три недели проводит в полном одиночестве, наблюдая за монастырской жизнью. В июне 1886 года в парижском издательстве Лемерра выходит его второй поэтический сборник – «Монахи», посвященный поэту Жоржу Кнопфу. Цвейг полагал, что в «Монахах» «кристаллизуется в первый раз тонкое понимание психических оттенков» его поэзии. Далее, обращаясь к символизму и мистицизму, Верхарн создает трагическую трилогию «Вечера», «Крушения», «Черные факелы» и каждую новую книгу неизменно посвящает друзьям – Жоржу Роденбаху, Тео ван Риссельбергу, Вилли Шлобаху, Дарио де Регойосу, Ивану Жилькену, входившим вместе с ним в группу «Молодая Бельгия».

Увлекшись идеями социализма, в 1892 году Верхарн вступает в бельгийскую социалистическую партию, знакомится с рабочим движением. Читает лекции по искусству в Народном доме и Народном университете. Самый известный поэтический сборник того периода – «Города-спруты». Никто до него не делал городские реалии предметами поэтического внимания.

Огромный порт его – зловещий лес крестов;
Скрещенье рей и мачт – на фоне облаков.
Его огромный порт сквозь дым и мглу маячит,
Где солнца красный глаз струями сажи плачет.

Город в его представлении – средоточие финансов, экономики, науки, центр социальных катаклизмов. И это было не случайно – в Бельгии в 1893 году прошла всеобщая забастовка, вызвавшая сильный общественный резонанс.

Герои, мудрецы, художники, пророки.
Все стену тайн долбят, кто ломом, кто рукой;
Одни сошлись в толпу, другие – одиноки,
Но чувствует земля себя уже иной!

Все эти художественные образы находят воплощение в творчестве поэта-урбаниста задолго до встречи с Цвейгом, произошедшей в брюссельском доме скульптора Шарля Ван дер Стаппена: «Я впервые ощутил тогда крепкое пожатие его сильной руки, впервые встретил его добрый, ясный взгляд… Он так и устремлялся вам навстречу всем своим существом, и в первый же час нашего знакомства, как и много раз впоследствии, мне посчастливилось испытать на себе этот бурный, стремительный порыв его души к душе другого. Ничего не зная обо мне, он был уже полон благодарности за одну лишь мою симпатию к нему и подарил меня своим доверием только за то, что мне нравились его стихи. Бурный натиск его дружелюбия смёл последние остатки моей робости».