Зато о бедах и нужде юноши в скором времени узнают его родители, ведь в Вене поэт жил впроголодь, помощи ни у кого не просил и дотянул до того, что, однажды упав в голодный обморок, оказался в больнице. Разъяренный отец заставил «блудного сына» последовать примеру старших братьев и поступить в Венский университет для изучения химии и фармацевтики. Так Филипп не по своей воле оказался на лекциях профессоров Огюста Анри Фореля, Жозефа Бабинского, Зигмунда Фрейда. Постигая основы философии и психиатрии, медицины и анатомии, вечерами, как и прежде, он покорно служит любимой музе, читает романы и пьесы, сочиняет стихи.
Пройдет двадцать лет, Филипп Мюллер станет крупным специалистом по русскому театру и прославится под именем Рене Фюлоп-Миллер. Огромный интерес к России, ее традициям, деревенскому и городскому укладам, сочинениям Толстого и Достоевского, которые он читал в подлиннике, приведут его в Москву, Тверь, Ленинград, на Кавказ, в усадьбу Ясная Поляна. В Москве Рене полулегально скупит машинописные копии рукописей Достоевского и в мюнхенском издательстве «Piper-Verlag» опубликует восемь томов неизвестных ранее материалов русского классика{108}. Спустя 36 лет, в июле 1941 года, Рене Фюлоп-Миллер приедет в Оссининг{109}. Цвейг, внимательно прочитав его книгу «Триумф над болью»{110}, будет долго расспрашивать Рене о реакциях организма на повышенные дозы снотворных средств, станет искренне интересоваться свойствами различных ядов и психологией людей, склонных к суициду.
Я столь подробно остановился на этом малоизвестном русскому читателю имени по двум причинам. Во-первых, одно из прощальных писем перед смертью Цвейг отправил именно Рене Фюлоп-Миллеру: когда читатель дойдет до последней главы книги, у него уже будет представление об этом забытом гении. Во-вторых, пример их встречи в «просветительском центре», как Стефан называл венские кофейни того времени, демонстрирует, каким оптимально удобным способом можно было «заваривать» крепкие, словно густой черный кофе, отношения между писателями разного положения, ранга, статуса в столице Австро-Венгерской империи.
Так, в кафе «Griensteidl» в апреле 1891 года состоялась первая встреча драматурга Германа Бара и юного Гофмансталя. «Лорис»{111} буквально потряс Бара сначала своим сочинением, присланным в редакцию, а затем и возрастом: Бар ожидал увидеть перед собой убеленного сединой писателя в строгом костюме, широкополой шляпе и очках, а к столику неожиданно подошел мальчуган в коротких брюках. Эту историю со слов самого Бара Цвейг приводит в мемуарах: «Неожиданно к его столу легким шагом подошел стройный, еще безусый гимназист в коротких подростковых брюках и отрывисто произнес высоким ломающимся голосом: “Гофмансталь! Я и есть Лорис”. Даже годы спустя Бар волновался, рассказывая о том, как он был ошеломлен. Сначала он не захотел поверить, что подобным искусством, подобной широтой и глубиной видения, таким поразительным знанием жизни владеет гимназист, который еще и не начал ее». Артур Шницлер, в тот апрельский вечер также присутствовавший в кафе, записал в дневнике, что впервые в жизни беседовал с гением.
Не сохранившееся до наших дней венское кафе «Griensteidl» было открыто на первом этаже трехэтажного дворца Дитрихштайн в 1847 году, за несколько месяцев до первой европейской революции. Цвейг не случайно называл это место «резиденцией молодой литературы», ведь спустя 43 года после открытия именно там Герман Бар основал литературное движение «Молодая Вена» и стал его самопровозглашенным руководителем и вдохновителем. В «Griensteidl» за небольшими мраморными столиками регулярно встречались люди особого склада мышления и характера, пионеры венского модернизма, бросившие вызов моралистической традиции литературы уходящего века. Поэты, писатели, композиторы, редакторы, в числе которых были Феликс Зальтен, Рихард Бер-Гофман, Карл Краус, Гуго фон Гофмансталь, Рауль Ауэрнхаймер, Петер Альтенберг, Артур Шницлер (порой встречи собирали более тридцати участников), в силу своих талантов и возможностей вдохнули новый кислород, «новую жизнь в умирающую нравственную и политическую традицию». Герман Бар называл их заседания «Платоновской Академией», венцы дали им определение «литераторы кофейни», а Цвейг писал, что лучшие представители этого течения, пользуясь палитрой художественных средств, «впервые смогли придать самобытной австрийской культуре европейское значение». Сам Цвейг в силу своего юного возраста к составу группы «Молодая Вена» не принадлежал, однако наряду с Робертом Музилем, Йозефом Ротом и Эдён фон Хорватом стал последователем литературного модернизма.