Стефан Цвейг

Время с апреля по август 1916 года Стефан проведет с Фридерикой в «деревенском предместье» в Нижней Австрии, в живописном и тихом поселке Кальксбург, тогда еще не включенном в состав столицы, располагавшемся на южной окраине Венского леса. В этом старинном местечке, некогда принадлежавшем иезуитам (с 1609 по 1773 год), Цвейг арендовал дом в стиле рококо (здание не сохранилось) с двумя отдельными павильонами. Большую комнату займет Фридерика с детьми, а в комнате поменьше разместится он сам со своими рабочими книгами. Комнаты разделял коридор, из которого можно было выйти на проезжую улицу, а вторая дверь вела в яблоневый сад. Кроме яблонь и сирени, в саду находился старый колодец, вокруг которого в солнечные часы Стефан предпочитал ходить с папиросой и, погрузившись в мысли, «незаметно» разбрасывать окурки вокруг себя.

В будни он по-прежнему продолжал выполнять обязанности в архиве, но уже в 15.30 садился на поезд и мчался за город. В этот дом Фридерика перевезет няню своих девочек Элизу Экснер, наймет новую кухарку, что позволит ей завершить свой роман «Vögelchen» («Птичка»), а ему наконец-то закончить «Иеремию» и посвятить его любимой женщине{296}. «Эта драма стала первой из моих книг, которую я ценил. Теперь я знаю: без всего того, что я, сочувствуя и предчувствуя, выстрадал тогда во время войны, я бы остался писателем, каким был до войны, “приятно-трогательным”, как говорят о музыке, но никогда не берущим за живое, захватывающим, проникающим до самых глубин»{297}.

С этим были согласны Альфонс Петцольд, Франц Гинцки, Антон Вильдганс, Рильке, приезжавшие в Кальксбург послушать отрывки из пьесы в исполнении автора. Через месяц после выхода книги, в ноябре 1917 года, Ромен Роллан напишет, что в этой драме автор «сумел избежать архаизмов и анахронизмов», что, на его взгляд, это «лучшее из современных произведений, где величавая печаль помогает художнику увидеть сквозь кровавую драму нынешнего дня извечную трагедию человечества».

Тем временем свой роман «Птичка» Фридерика посвятила Роллану, а под именем главного героя книги, чувственного и любострастного невролога Клеменса Урбахера, тратившего зарплату на пополнение коллекции миниатюрных картин, замаскировала не кого-нибудь, а Стефана Цвейга. И что самое невероятное, придала сюжету эмоциональный драйв, выписав образ главного конкурента Клеменса в его погоне за пополнением коллекции. Нет никаких сомнений, что под именем богатого промышленника Мансталя Фридерика скрыла поэта Гуго фон Гофмансталя, намекая на сложные и натянутые отношения между двумя «конкурентами».

* * *

Свой первый короткий отпуск с момента начала работы в Stiftskaserne Цвейг решил провести с Фридерикой в живописном городе, названном Александром Гумбольдтом «прекрасным миром, расположенным между Неаполем и Константинополем». На 20 и 21 октября 1916 года они забронировали в Зальцбурге большой номер в парк-отеле «Nelböck». Два незабываемых романтических вечера они будут гулять по удивительно красивым и широким набережным, любуясь каменной резьбой крепостных башен и колокольни. На площади у главного фонтана Резиденцбруннен почитают друг другу любимых французских поэтов. Будут прятаться от дождя под кронами могучих старинных деревьев, разглядывать собор Святых Руперта и Вергилия, искать великие фамилии на кладбище Святого Петра. От оживленной торговой улицы Линзергассе и площади Корнелиуса Райтзамера (сейчас носящей имя Стефана Цвейга) поднимутся к древним воротам Феликса (1632) и окажутся у монастыря Капуцинов, насчитав в нем тринадцать часовен и скульптурных композиций на тему Страстей Христовых. Уже тогда, в первую прогулку по лесистому холму Капуцинерберг на высоте двести метров над уровнем города, Фридерика обратит внимание на странный заброшенный замок – их со Стефаном будущий дом, стоявший в окружении высоких деревьев, покрытый периной опавших осенних листьев.

В Зальцбурге в эти дни Стефан старался говорить только о светлом будущем, обсуждал с Фридерикой великие книги и музыку, размышлял о пророческом гении медицины Парацельсе и бессмертии гения музыки Моцарта. Подобные беседы наполняли его силой вдохновения, но если беседа съезжала в колею мрачного настоящего, становился молчаливым, убыстрял шаг, мог впасть в раздражение и ярость. Спустя годы Фридерика много писала о его поведении и неуправляемом психическом состоянии в трудные годы войны: «Симптомы усталости, мгновенно переходившие в приступы депрессии или внезапные вспышки гнева, принимали характер аномально обостренных приступов перевозбуждения». К счастью, она привыкла к его поведению, считая его скорее признаком отклонения от нормы, признаком гения. Еще 22 марта 1914 года Фридерика скажет: «Второстепенным богам я уже не могу поклоняться, мой Верховный Бог превосходит других, даже если он раздражен или не побрился». Эти же слова она повторила ему в Зальцбурге в отеле «Nelböck».