Лука и в самом деле уехал, даже толком и не доел. У него был давно обещанный мной мост и много других задач, причем было видно, насколько его это все заводило: может, он сам не чаял таких перемен в своей жизни, а может, возникло разнообразие в довольно унылом крестьянском житье, и Лука был рад воспользоваться обстоятельствами. Я кое-как смахнула со стола крошки, поела, внезапно обнаружив приступ дикого аппетита, а после ушла к себе и занялась расчетами.
Денег мне по моим прикидкам на все задуманное хватало, минус был в том, что это были все деньги и новых не предвиделось совершенно. Я продала все, что могла продать, больше у меня ничего не осталось, и — я отметила это себе особо — мне необходимо потратить все до того, как слух о доходах дойдет до моего брата. Как бы то ни было, он мог претендовать на часть вырученного за картины, а я была не намерена с ним делиться.
Запоздало приехала подвода от Павла Юрьевича — на мое счастье, без него самого, и я получила немного денег за продукты. Все это время я терзалась догадками: что задумала Татьяна, что с ней не так, почему она молчит — или сказать ей нечего? Оговорила ли она Луку? Я полагала — нет, скорее сдала, и староста регулярно пасся в припасах, весьма вероятно, что и в деньгах, и снова я гадала: нужна Луке вольная? Если у него накоплены какие-то средства, он может купить себе землю, дом; нет возможности купить — взять в аренду, наняться к кому-нибудь. Есть ли разница, кто будет твоим господином, раз уж нельзя этой кабалы избежать? Есть ли разница конкретно Луке?
Мне нужна была сестра Феврония и ее знания, ее навыки. С местной церковью я уже была связана больше, чем церковники, возможно, того бы хотели, и я наметила себе непременно воспользоваться своим — недостаточно щедрым — вложением в строительство школы, и чем скорее, тем лучше.
Урядник приехал после обеда. Федот, который за ним ездил, успел по пути все ему рассказать, а меня в самом прямом смысле на допрос не пустили: озабоченный хмурый урядник закрыл перед моим носом дверь, будто я была не в своем доме, и я не стала настаивать. Любопытство грызло, но что-то подсказывало — не стоит лезть, то, что я могу увидеть, мне не понравится.
Ни звука из комнатки, где урядник закрылся с Татьяной, не раздавалось. Я сидела в зале со своими заметками, не сводя взгляд с темного дверного проема, и не могла заставить себя заняться хоть чем-то. Как всегда бывает, урядник появился в момент, когда я его не ждала.
— Что делать с ней будете, Елизавета Григорьевна? — спросил он, без приглашения садясь напротив меня, и я обратила внимание на его бледность. Браслеты на руках все еще давали слабое свечение. — Сбежать она сбежала, да недалеко, окрест пряталась, запасы ваши воровала, связана ни с кем не была — просто боялась.
— Чего боялась? — изумилась я, и вопросов у меня было столько, что я не знала, с чего начать, и сама опасалась запутаться. — Кого? Моревну?
— Вас, Елизавета Григорьевна, — смущенно улыбнулся урядник. — Проклятая барышня — так она полагает. В поверье крестьян проклятье как почесуха.
Спасибо, что не педикулез, мрачно подумала я, или это и был аналогичный местный диагноз.
— Значит, с ведьмой она не связана? А ведьмин знак? Спросили ее про ведьмин знак?
Урядник дернул уголком рта и взглянул на меня несколько исподлобья, но не враждебно. Как и отец Петр, после применения своего дара он был обессилен, каждое слово давалось с трудом, но я не могла позволить ему уйти просто так, оставив меня в неизвестности.
— Елизавета Григорьевна… — наконец проговорил урядник, облизывая губы. — Вы представляете, как действует золотая лента?
— Как и все, что дано свыше милостью Преблагого? — осторожно предположила я.
— И да, и нет. Это же не орудие пытки, — урядник выдавил болезненную, вымученную улыбку, и мне захотелось ему чем-то помочь. — Смотрите.
Он вытянул руки вперед, и между браслетами слабо, почти неразличимо, засветилась тонкая золотистая нить. Я почувствовала давящее оцепенение, в ушах раздался низкочастотный гул, и против воли я отшатнулась назад, подальше, насколько мне позволила спинка. Урядник тут же разорвал нить и положил руки перед собой на стол.
— Простите, — повинился он больше из вежливости — я сама напросилась. — Да, она влияет на всех, кто рядом. Неприятное ощущение?
— Пожалуй… — с гримасой недовольства согласилась я. — Не то чтобы я смогла понять, что это было, но мне не хочется повторять, поверьте.
И вскользь я подумала, что не знаю, как его зовут.
— Евгений Дмитриевич, — ответил урядник, и я не то что шарахнулась — подскочила на месте, едва не захлебнувшись воздухом. — Простите. Это вырвалось против моего на то желания, возможно, я просто устал.
Я прижала ладонь к губам и шумно, с надрывом вздохнула. Он ни разу не представился барышне Нелидовой или по весям и городам уже идут слухи, что у меня не все в порядке с головой после того, как я удачно скаталась в банк?