Сталинградский гусь

Ничто не предвещало беды, никто даже не предполагал, что верный Гулябша может предать любимого шефа, хотя шеф не считал его ни слугой, ни охранником, ни личным разогревщиком чая или подчиненным, которым обязательно надо помыкать, – считал просто товарищем по работе. Фронтовик Михайлов своим высоким положением не пользовался – считал это неприличным.

За несколько дней до отъезда домой Михайлов неожиданно не вышел на службу – кабинет его в Министерстве природных ресурсов оказался запертым.

Что-то случилось? Заболел? Отравился некачественным мясом, купленным на Грязном базаре? Начали допекать фронтовые раны? К нему домой послали гонца. На двери михайловской квартиры болтался тяжелый замок, обычно такой замок появлялся, когда хозяин отбывал на длительное время в поле…

Но вот ведь как – Михайлов никуда не собирался отбывать, он уже закончил свои изыскания, – и полевые, и кабинетные.

Тогда где же Гулябша со своей «Волгой»? Гулябшу тоже не нашли – как сквозь землю провалился, а вот «Волгу», целехонькую, с холодным мотором, с запертыми на ключ дверями и сильно запыленными стеклами, словно бы на ней кто-то гонял в Индию, нашли. За Кабулом, в пыльной горной расщелине. Факт, что двери машины были закрыты на ключ, наводил на мысль: за «Волгой» кто-то собирался вернуться.

В камнях, в двадцати метрах от брошенной легковушки, выставили засаду: если кто-то здесь появится, то вряд ли успеет открыть дверь «Волги» – засада своего не упустит.

Прошло несколько дней. Ни о Михайлове, ни о Гулябше ничего не было слышно. И машиной никто не интересовался… Где геолог, что с ним, в каком он состоянии – неведомо. Насчет Гулябши тоже ничего нового. Да и аллах с ним, с Гулябшой, главное – Михайлов.

Постепенно выяснились детали случившегося.

Ночью в дом, где жил Гулябша, постучали. Он, зевая и с трудом справляясь с сонной одурью, из которой вылез с большими усилиями, выглянул в окошко.

Под окном стоял его сосед, ярко освещенный луной, – он тоже корпел за баранкой, считался неплохим водителем, но мало зарабатывал, воспитывал многодетное семейство и едва сводил концы с концами, – в дрожащем лунном свете, выбеленный до прозрачности, сосед походил на нечистую силу, принесшуюся в Кабул с ближайшей гиндукушской макушки.

– Ты чего, Мирзомомад? – выкрикнул Гулябша через стекло.

Сосед сделал ему знак рукой:

– Иди сюда!

Пошевелил побито ртом, голос его был слышен, но вот слова нельзя было разобрать, – похоже, с Мирзомомадом что-то происходило.

Гулябша поскреб ногтями голову – открывать дверь не хотелось и тем более не хотелось вылезать на улицу, но сосед есть сосед, ссориться с соседями нельзя – это раз, и два – а вдруг чего-нибудь случилось и Мирзомомаду нужна помощь?

Если он сейчас не поможет Мирзомомаду, то завтра Мирзомомад не поможет ему, а это совсем никуда не годится… Придется открывать дверь.

Едва он выдвинул щеколду из косяка, как снаружи дверь рванули с такой силой, что от возмущения она взвизгнула, как ишак, которого в причинное место пнули сапогом, Гулябша кубарем покатился по земле к дувалу, огораживавшему их двор.

Гулябша не издал ни звука – понимал, что любой внеурочный писк может дорого обойтись. Тем более в городе – сразу в нескольких местах раздавалась частая стрельба: кто-то пытался перегрызть кому-то глотку. Плюс пальба трусливых дришей. Афганские патрули дриши патронов не жалели, любили подбадривать себя автоматными очередями, от пальбы делались немного смелее.

Над Гулябшой навис крупноголовый бородатый человек в тюрбане, предупредил, прижав ладонь ко рту Гулябши:

– Тихо! Понял?

Гулябша послушно мотнул головой: понял, мол, все понял. В горле у него что-то спеклось, голос пропал, из глотки не выскользнул ни один звук.

– Завтра утром, когда повезешь своего шурави на работу, то повезешь его не туда, куда ему надо, – свернешь в сторону, к нам… Понял? Больше от тебя ничего не требуется, только это, понял?

Гулябша вновь послушно мотнул головой, сердце у него сжалось тоскливо, словно бы собиралось спрятаться куда-то и затихнуть там; бородатый будто бы что-то почувствовал и малость придавил перетрухнувшего водителя:

– Имей в виду, продавшийся кафирам, если этого не выполнишь, мы зарежем всю твою семью, всю! – страшный бородач повысил голос. – И жену, и детей, и родителей… Их тоже найдем.

После этого благословения бородач отпустил несчастного водителя.

Бледной тенью, заплетаясь одной ногой за другую, шатаясь так, что через каждые два шага он падал на колени и опирался рукою о землю, сипя задавленно, Гулябша добрался до своей двери и рухнул на матрас, служивший ему постелью.

– Кто там был? – сонно заворочалась жена, расположившаяся с детьми в соседней комнате.

Гулябша вновь сжался в комок, – надо было ответить так, чтобы жена по голосу его ничего не почувствовала.

– Приезжали по поводу завтрашней работы, – негромко, зевающим голосом проговорил Гулябша, – изменения кое-какие будут – уточняли…

Жена больше не возникла, успокоилась и по-детски безмятежно засопела носом, – она была еще совсем ребенком, на десять лет моложе самого Гулябши.