Сталинградский гусь

Фамилию Игорь носил материнскую – ту, что была вписана в сопроводительные бумаги небольшой молчаливой женщины, для которой маршевый железнодорожный пульман стал последней пристанью в жизни… Обо всем этом Кудлин узнал лишь потом, после операции, когда вернулись в Кабул.

Поэтому, умирая, Моргуненко и назвал адрес, где находилась могила единственного родного для него человека.

Вопрос этот требовал разрешения на месте, поэтому с гробом в Кузнецк надо было отправить старшего офицера, который мог и в военкомате договориться, и на младшего по званию прикрикнуть, если тот вдруг строптиво задерет хвост, и деньги кому нужно сунуть, поскольку мера эта вредная «кому нужно – сунуть» при Горбачеве была внедрена в жизнь очень широко.

Выбор пал на майора Кудлина – старшего офицера, которого в бою спас сержант Моргуненко, – Кудлин, когда ему сообщили об этом, согласно наклонил голову и вскинул руку к виску:

– Задание будет выполнено!

– Вот и хорошо, – просто и буднично, совсем по-штатски произнес заместитель командующего армией, отправлявший майора в командировку, передал ему небольшую коробочку, обклеенную тусклой материей и орденскую книжку: – Это вручите там, в Сибири.

– Кому вручить-то, товарищ генерал-майор?

– Кому, кому… Наверное, матери его жены, теще, бишь… А еще лучше, если орден примет местный музей и выставит у себя на стендах. И расскажет всю эту историю. – Генерал помолчал несколько секунд, словно бы прикидывал в мыслях, как это может быть и вообще как будет выглядеть. – Людям это будет интересно. Так что с богом, майор, – протянул Кудлину руку. – Когда вернетесь – доложите обо всем подробно. – Он хотел добавить еще что-то, но промолчал. Впрочем, и без того было понятно, что он хотел сказать.

Утром следующего дня на борту самолета с несколькими «двухсотыми» – погибшими ребятами – майор улетел в Ташкент, а оттуда на попутном военном транспортнике – в Сибирь, в город, где была похоронена Галя Клевцова. Фамилию свою на Моргуненко она могла сменить только на Большой земле, дома, в почтенном учреждении под названием загс, поэтому в гроб ее положили под девичьей фамилией, будто была она немужней женой.

Под своей родной фамилией и нашел ее майор на кладбище. С помощью военкомата нашел и мать Галины – седую сгорбленную старушку с выплаканными, лишенными цвета светлыми глазами: горькая соль слез, как известно, выедает и глаза, и душу, – ничего в человеке, кроме скорби и памяти, не оставляет.

К старушке вместе с майором поехал и районный военком, громоздкий, состоящий из угловатых движений подполковник с лицом, посеченным двумя шрамами, – в свое время находился в Анголе, где обстановка сложилась, как ведал Кудлин, не слаще, чем в Афганистане.

Когда вышли из Галиного дома, подполковник с мрачным видом натянул фуражку на голову и сказал:

– А теперь поехали в историко-краеведческий музей. Орден мы сдадим туда и историю этой погубленной пары распишем так, что у стенда будет толпиться весь город. Как вам такая постановка вопроса, майор?

– Пока не думал, но идея интересная.

Директор музея, фронтовик-артиллерист, чей пиджак украшала наградная колодка, начинавшаяся с победной георгиевский ленточки, человек сообразительный, знающий, чем можно привлечь посетителей, за предложение ухватился обеими руками.

– Вот-вот, – изрек он воодушевленно, показал пришедшим вскинутые торчком большие пальцы обеих рук сразу, и левой, и правой, – это то, чего нам не хватает очень… Сюда школьники на экскурсии специально будут ходить. – Потом покрякал в кулак и сказал: – У нас, на Великой Отечественной, романтический истории тоже случались…

В общем, орден Игоря Моргуненко майор оставил в музее – пусть городской народ знает, как ребята в Афганистане выполняли свой интернациональный долг, как жили они и любили, и не их вина в том, что ни дожить, ни долюбить они не сумели – не получилось. Судьба такая непростая, горькая выпала на их долю.

Кудлин вернулся в Афганистан и словно бы растворился в сороковой армии, хотя народ весь здесь всегда находился и находится на виду. В общем, я его потерял, в чем, честно говоря, каюсь: виноват, должен был проследить за этой историей до конца.

Не получилось.

Имя Лейлы, совершившей роковой выстрел, стало известно нашей разведке, Гужаев пытался отыскать ее следы, встретиться где-нибудь на караванном пути, но все попытки его оказались тщетными – чемпионка пуштунского племени по стрельбе как сквозь землю провалилась…

Судя по всему, ушла в Индию и в Афганистане больше не появлялась.