Стаб

Ничего особенного. Он просто водил пальцем по границе ткани и кожи, иногда просовывая его внутрь и оттягивая резинку, дразня. А меня уже всего трясло.

— Такие миленькие трусики, Габи. Думаю, они хотят остаться на тебе, и я их отлично понимаю, — бормотал Многорукий, глядя на меня так, словно на мне их уже не было. — Но посмотри… у тебя стало так мокро тут.

Его палец забрался под ткань сбоку, и я судорожно выдохнул.

Я забыл, с чего всё началось. Я не мог понять, почему ещё несколько минут назад ненавидел его. Боль в руке прошла, трансформировавшись, по-видимому, в дикую нужду, сосредоточенную в том месте, которое он лениво поглаживал. И это было в разы мучительнее.

— Очень мокро. Нам теперь в любом случае придётся их снять, правда?

Я терпеливо ждал, когда он уже сделает это. Но мэтр не торопился, скользя одним пальцем под тканью. Вверх-вниз.

— Снять и посмотреть, за что там тебя обижали в приюте.

Я вздрогнул и напрягся. Не то чтобы он не видел меня голым, но совершенно точно он никогда прежде не изучал самую неприглядную часть моего тела так тщательно.

— Им не нравилось в тебе это миленькое, беззащитное местечко? На ощупь оно просто божественное. Тут у тебя так нежно, горячо и скользко. — Видимо, это делало мой изъян невероятно прекрасным. — Интересно, каково оно на вкус.

Он убрал руку, отвёл моё бедро в сторону и наклонился. Я задержал дыхание. Я не мог поверить, что это происходит со мной. Когда я впервые появился на его пороге, едва ли я мог представить, что однажды этот нагоняющий страх на всю округу убийца окажется между моих ног.

Он прикоснулся ко мне губами через ткань. Замер, обжигая дыханием. Потом открыл рот и поцеловал. Высунул язык. И от этого зрелища, я захотел за что-нибудь зацепиться. Мне нужен был спасательный круг. Якорь… хоть что-нибудь…

Я комкал в руке простынь. И это, само собой, ни черта не помогало.

— Да ты слаще конфеты, Габи, — прошептал мэтр. — Если бы те сопляки это узнали, они бы тебя съели живём. Они порвали бы на тебе одежду, как фантик, и проглотили целиком.

— Ты… чокнутый, — выдохнул я.

— Набросились бы на моего маленького Габи и не оставили бы мне ни кусочка. — Он улыбнулся, но на этот раз так хищно, словно, в самом деле, был плотоядным. — Ты бы стал их любимым лакомством. И когда пришёл бы их обожаемый Рэймс, они бы сошли с ума от страха тебя потерять. Они бы не захотели делиться даже со своим кумиром.

Чёрт возьми, ты можешь о нём хотя бы сейчас не вспоминать?!

— Думаю, он бы не отказался тебя попробовать. — Мэтр пососал меня через уже совершенно промокшую ткань. — Думаю, он бы после этого забрал тебя с собой, даже если бы ты умолял его об обратном. И тогда бы я уже никогда не заполучил тебя. Но ты здесь, ты сам пришёл ко мне…

Он тяжело дышал. Я тоже. Когда наши взгляды встретились, Многорукий глухо спросил:

— Можно мне тебя съесть?

Я закивал.

В следующую секунду он стащил с меня бельё, пододвинул на самый край, распахнул бёдра и впился ртом у меня между ног. Тут же из моего горла вылетел такой громкий, бесстыдный, протяжный звук, который никак не подходил герою, которым я хотел стать, или элиминатору, которым я становиться не хотел, но тем не менее. Я сцепил зубы, но тут же застонал ещё громче… Горячий язык снова и снова возвращался к самому чувствительному месту на моём теле, и я просто не мог сдерживаться.

Я хотел кричать, поэтому заткнул рот ладонью. Но едва ли я стал звучать менее развратно.

Взглянув на меня, мэтр опустил руку на свои штаны. Не переставая облизывать и посасывать мою плоть, он расстегнул свою ширинку и высвободил член. Он был больше, чем я запомнил, хотя я и знал, что пялиться — плохо. И тогда, и сейчас.

Но похоже на этот раз Многорукий не был против, чтобы я посмотрел на то, что сделал с ним. Он обхватил себя ладонью, и я скорее почувствовал, чем услышал, его грубый стон. И это было даже лучше, чем просто движения его рта, хотя я думал, что лучше не будет.

А потом он начал двигать рукой, и я приподнялся, чтобы улучшить себе обзор. Я хотел видеть всю картину целиком. Тем более ту часть, где мэтр возбуждается от собственных прикосновений ко мне. Просто от того, что стоит передо мной на коленях и облизывает меня.

Я захотел его сфотографировать и огляделся в поисках фотоаппарата.

— Не ёрзай! — прорычал Многорукий, поднимая голову. — Задумал сбежать от меня?

— Нет, — я потряс головой. Внутри стало так холодно и пусто, когда он отстранился. — Нет.

— А вид у тебя такой, словно тебе в голову пришло что-то очень плохое. — Я не сводил глаз с его блестящих, покрасневших губ. — У тебя очень развратный вид, Габи.

Ты бы на себя посмотрел.

— Ты трогаешь себя…

— Не будь таким эгоистом.

Я что-то забормотал про то, что всего лишь хотел увидеть всё. Только посмотреть. Всё-таки, в отличие от меня, он видит и делает всё, что хочет, а значит это он — эгоист.

— Да тебе совершенно точно нужно чем-то заткнуть рот. — Он поднёс два пальца к моему лицу. — Оближи.