Стаб

Я смотрел ему в спину. Он не оборачивался. Он не обращал внимания ни на меня, ни на тех редких людей, которые попадались нам на пути. Они уступали ему дорогу, смотрели украдкой. Он был здесь к месту, в своей стихии. А я не знал, кому молится, чтобы покинуть эти стены каким угодно способом.

Но на этот раз, когда до выхода оставались считанные метры, я остановился. Я смотрел, как мэтр идёт к дверям, как он сбавляет шаг, замирает и оборачивается.

— Что за фокусы, а? Опять не хочешь возвращаться домой? Мы это уже проходили, правда?

Я не ответил, замечая, как элиминаторы, техники, медперсонал, спешащие по своим делам, оглядываются на нас.

— Мне казалось, тебе нравится в баре. Жить бок о бок с теми чудаками, ну? Я только из-за тебя там и остался.

Я затолкал руки поглубже в карманы и продолжил молчать, потому что не мог бы сказать за раз всего, что хотел. Я бы задохнулся.

Ты отрёкся от меня. Ты заставил меня поверить в то, что я годен лишь в качестве заплатки, когда твоя трещащая по швам репутация прохудится в самом неожиданном месте. Превратил меня в одноразовую салфетку, об которую вытер свои испачканные кровью руки. Я хотел показать тебе насколько преданным могу быть, а ты в ответ показал, насколько подлым можешь быть ты. Это была жертва, а ты превратил её в очередную шутку. С моей верностью ты обошёлся, как с игрушкой. Я уже приготовился умереть. Я смирился. А теперь ты предлагаешь мне вновь вернуться к прежней жизни. По-прежнему уже не будет. Потому что я боюсь тебя. Ты жуткий. Ты убиваешь жутко. Но то, как ты меня спасаешь, меня пугает намного сильнее.

— Чего молчишь? — Он подошёл ко мне почти вплотную. — Ну давай, выкладывай, в чем проблема? Нам предстоит долгая дорога, и я не поеду за спиной с придурком, который смотрит на меня так, словно хочет горло перегрызть.

— Всё в порядке, — сказал я. — Можешь ехать без меня.

Он оторопел.

— А?! Когда ты успел стать таким самостоятельным?

— Не знаю. Когда ты меня бросил? Ты заставил меня поверить в необходимость моей смерти. Ты мог бы мне всё объяснить, но ты не стал этого делать. Не захотел. А теперь я не хочу.

Многорукий выгнул бровь.

— Дерзишь.

— При том, что я не сказал тебе даже половину того, что хотел сказать.

— Собираешься ляпнуть какую-нибудь гадость, Габи?

— Мудак.

— Ну ничего себе! Может, и послать меня думаешь?

— Иди к чёрту.

— А ударить? Хочешь?

— До смерти, — признался я, но руки из карманов не вытащил.

— Ну так давай. — Он наклонился, шепча: — Ударь меня.

— Знаешь, у меня было полно свободного времени, чтобы вот над чем подумать, — говорил я, стараясь на него не смотреть. — Ты не имеешь на это права. Ты не можешь учить меня. Наказывать. Использовать и издеваться.

— Ударь.

— Потому что ты мне никто, ясно?

Его глаза опасно сощурились.

— Теперь если не ударишь ты, то я сам тебе врежу.

— Я тоже читал ту твою книгу, ясно? Всё, что там написано — устаревшая чушь. «Семья», «мать», «отец», «дети». Сколько тебе лет, а? Ты в курсе, какой сейчас век? Я не твой ребёнок, ясно? И ты никогда не сделаешь из меня своего сына, ученика, или кого ты там хочешь.

— Я тебе врежу очень больно, Габи.

— К тому же, я теперь абсолютно уверен в том, что ты энит. И вдобавок конченый извращенец.

— Врежу и даже не посмотрю на то, что ты девчонка.

И в этот момент я высвободил кулак из кармана и двинул ему по лицу, особо не целясь.

— И бьёшь, как девчонка, — заявил он, но кто сказал, что я закончил?

Я замахнулся и на этот раз ударил изо всей силы. Но когда Многорукий даже не пошатнулся, накинулся на него, как бешеный пёс. Я сшиб его с ног. Я оседлал его и вбивал в его прекрасное лицо свой кулак, рыча и плача.

Предал меня!

— Сильнее, Габи.

Оставил здесь, в этом грёбаном приюте!

— Ха-ха, у меня сейчас встанет. Ты всегда такая нежная?

Ты во сто раз хуже Рэймса! Потому что ты знал! Ты единственный, кто знал! И всё равно бросил меня здесь…

Лицо мэтра было всё в крови, но я не стал себе льстить. Я понимал, что половина этой крови — моя. Но я не чувствовал боли. Ничего не замечал. В том числе зрителей, которые обступили нас плотным кольцом, но не решались вмешиваться. Только не в драку Многорукого и «того психопата, который прикончил Шейна».