Стаб

— Ты… собираешься вернуться?

— Нет.

Солнце уже село, но я готов был спорить, что разглядел на его лице облегчение.

Это было глупо.

— Насчёт того поцелуя… — пробормотал я, но он меня перебил.

— У тебя серёжка там… На языке. — Не только там, приятель. — Я… не знаю… наверное, это было больно. Я мог задеть случайно зубами, потому что никогда раньше…

Я потёр глаза, которые болели от усталости и ветра. Почему-то мне потребовалась минутка, чтобы собраться с духом перед тем, как сказать:

— Этого больше не повторится. Бэлар заставил меня это сделать, мне бы и в голову не пришло на тебя накидываться. Я никогда не думал о тебе в этом смысле, так что просто выкинь это из головы. Ты мне раньше не нравился, а сейчас тем более, и я рад, что это взаимно, правда.

Не знаю, кого именно я в этом убеждал.

— Если тебе нет до этого дела, то мне — тем более, — ответил Рэймс. Как хорошо, что он такой взрослый и понятливый.

От этого взаимного признания мне полегчало. Хоть что-то в своей жизни я привёл в порядок.

— Но ещё раз заговоришь о себе, как о мужчине, мне придётся показать тебе разницу между нами. Ясно?

Я хотел было поинтересоваться, как же он собирается это сделать. Но что-то мне подсказывало, что лучше этого мужика не провоцировать. Вне зависимости от того, что пришло ему в голову, я не хотел это испытать на себе.

Даже не верится, что минуту назад он пытался извиниться за то, что мог быть со мной недостаточно осторожен во время того нелепейшего поцелуя. Рэймс опять стал отстранённым и правильным.

— Нам лучше вернуться в дом.

— Я же сказала, что не хочу.

— Собираешься ночевать здесь?

— А можно? — Я бы с удовольствием. Прямо на этом нагретом песке, пахнущем солью и солнцем.

— Нет.

— Тогда я хочу вернуться в Бореалис.

— Не получится.

— Переночую в машине. Где угодно, но не с ним.

— Я не предлагал тебе возвращаться «к нему». — Рэймс повернулся ко мне спиной и пошёл в сторону виллы. — Идём. Тебе нужно поесть.

Прода

Глава 16

Говоря, что не предлагает мне возвращаться к мэтру, Рэймс имел в виду, что предложит свою комнату. Да, ему почему-то выделили отдельную территорию в этом раю, хотя он уже не был генералом и ликтором тоже. Но судя по этим апартаментам с видом на океан, он всё равно оставался важной фигурой, и хозяин показывал ему своё расположение с большей охотой, чем тому же Бэлару, которому слуги не принесли даже чёртову пепельницу.

Ведь насколько Рэймс был лучшим из людей, настолько Бэлар был худшим из энитов. Рассуждая так, я опять почувствовал что-то вроде жалости и необходимости его утешить, но тут же почувствовал жалость уже к себе. Потом злость. И чтобы как-то отвлечься, спросил:

— Ты не боишься, что меня увидят здесь?

— Нет. А должен?

— Ну, ты же так дорожишь своей безупречной репутацией. — Я неторопливо ходил по комнате, изучая интерьер и очень оригинальные предметы декора. — Кто-нибудь из слуг мог увидеть нас в тот раз и неправильно понять. А теперь ты приглашаешь меня в свою спальню.

— Для тебя это так выглядит?

Я посмотрел на него. Судя по голосу, у Рэймса было хорошее настроение. Он быстро успокоился, будто моё нахождение в этой комнате очень этому способствовало.

Хотя всё должно быть наоборот.

— Как для меня это выглядит? — переспросил я, заглядывая в ванную. — Как очень комфортабельная тюрьма. Решил запереть меня здесь и не выпускать до тех пор, пока мы не уедем? — Он пробормотал, что лично он не против. — Тогда это тем более будет странно.

— Но не так странно, как если бы ты осталась на ночь с мэтром, и все гости слушали…

То, что однажды услышал ты, когда отошёл недостаточно далеко от машины.

Ну вот, он опять был в бешенстве.

— Ладно-ладно. Я понял… поняла, что ты радеешь о репутации мэтра сильнее, чем о своей. Ты образцовая старшая «вещь», которая присматривает за нерадивой младшей. Ты очень ответственный, поэтому решил взять все хлопоты обо мне на себя.

Пожалуйста, позаботься обо мне, Рэймс.

Я улыбнулся собственным мыслям, но тут же стал предельно серьёзным. Заигрывать с ним получалось как-то само собой, пусть даже у меня не было на это настроения и желания. А у меня не было ни того, ни другого.

К тому же я устал и был дико голоден. Я вспомнил о первом, когда посмотрел на кровать, о втором, когда слуга привёз ужин. Он не казался удивлённым, когда заметил меня, но на то он и «мебель».

— Принести второй прибор, господин?

— В этом нет нужды, — ответил Рэймс, и вот этим слугу озадачил. И меня. Он не собирался делиться со мной едой? Или сам был не голоден?

Но когда мы остались одни, Рэймс меня просто потряс.

— Это морепродукты и фрукты. Можешь есть руками.

Могу ходить с распущенными волосами. Могу обращаться к нему по имени. Могу есть руками. От всего, чему он меня успел научить, он же сам теперь и отрекался. Все эти правила оказались неважны…

Только с условием, что мы будем наедине.