Стаб

Потому что, несмотря на прекрасное настроение, мэтр принял вид «сегодня играем по моим правилам во всём». Он лежал рядом со мной, подперев голову рукой, и разглядывал меня. Мои проколотые соски и колечко в самом низу. Иногда он задевал его большим пальцем, наблюдая за моей реакцией.

— Ты каждый раз провоцируешь его… — прохныкал я. — Чего ты вообще… добиваешься?

— Ты так завёлся из-за этого?

Нет, я так завёлся, потому что он до сих пор не снял одежду. Весь в белом, такой отстранённый и гордый… я боялся прикасаться к нему. Даже при том, что мы лежали на одной кровати, он казался недосягаемым. Я вообще не понимал теперь, как мог принимать его за человека. Наверное, поэтому он и начал пить, курить, убивать и чудить — вести себя так, как ни один энит бы себе не позволил — иначе бы люди сразу поняли, кто он.

— Завёлся из-за того, что Рэймс ненавидит тебя?

— Ч-чего?

— Сидел за столом и представлял всякие пошлости. У тебя на лице было написано, что ты до смерти хочешь почувствовать что-то твёрдое вот здесь.

— Это всё ты…

— Ну так я с тобой, и о чём ты думаешь? Ты, маленький развратник, намок, представляя, как Рэймс сорвётся и решит утолить свою ярость тобой? Думаешь, сможешь его победить?

— Нет, — выдохнул я и тут же прикусил язык, потому что Бэлар убрал руку.

— И ты даже не попытаешься? — Кажется, он был мной недоволен. — Не попытаешься побороться за своего мэтра? Вот так просто отдашь место одесную меня своему врагу?

— Бороться? Как ты себе это представляешь?

— М-м-м… — Он нежно погладил меня между бёдер. — Ты бы себя видел, Габи. Ты так блестишь там… От одного взгляда на тебя можно кончить. Ты в полной боевой готовности.

Когда я собрался возмущённо уточнить, что он имеет в виду, Бэлар скользнул пальцами внутрь меня, и я счастливо простонал. Как же приятно чувствовать его там…

Комкая простыню над своей головой, я осторожно задвигал бёдрами.

— Будь у Рэймса вместо крови стаб, он бы всё равно сошёл с ума, взглянув на тебя. — Он тихо заурчал. — Габи, ты так сжался… Тебе нравятся такие разговоры, да?

— Нет.

— Хочешь, чтобы он сходил по тебе с ума?

— Нет, — повторил я, настолько твёрдо, насколько вообще мог в такой ситуации.

— А я хочу. Хочу, чтобы он пожалел о своих сегодняшних словах. Мне не понравилось, как он разговаривал с тобой. Этот паршивец решил оскорбить тебя, назвав женщиной. Чертов девственник ничего умнее не смог придумать. Чем он теперь отличается от сопляков, которые обижали тебя?

Тем, что именно он доведёт их общее дело до конца?

— И ты хочешь, чтобы один из этих недоносков вознёсся так высоко? Чтобы кто-то вроде Задиры официально стал генеральским ликтором? По-твоему это будет справедливо?

Нет. Нет, я не хочу, чтобы Задира становился его ликтором.

— Ты должен победить, правда, Габи? Ты должен поставить его на колени.

Так уж и быть… я снова его ударю, как только будет подходящий момент.

— Хочу увидеть его на коленях перед тобой. Хочу, чтобы он на тебе помешался. Чтобы думал только о тебе. Боялся потерять из виду хотя бы на секунду. И понимал, что ты принадлежишь мне. Что ты только мой, и я могу делать с тобой, что пожелаю.

Согласно простонав, я опустил ладони себе на грудь, просовывая пальцы в колечки. Я почувствовал себя намного лучше, но потом Бэлар потянул за серёжку в самом низу. Очень осторожно, но я чуть сознание не потерял от острого наслаждения вперемешку с болью. Я закричал.

— Да, делать с моим Габи разные пошлости, которые он просто обожает. И слушать, как он кричит, когда кончает. — Мэтр тихо рассмеялся, глядя на то, как я сжал бёдра, удерживая его руку на месте. — Сочту это за твоё согласие.

— Что? Согласие? — повторил я, отдышавшись.

— Согласие, — сказал Бэлар, — принять бой. Тебе объявили войну, Недотрога, и я болею за тебя.

Закрыв глаза, я прояснил мысли. А потом пробормотал:

— Ладно, только не держи меня за дурака.

— Хм?

— Ты… очевидно, у тебя есть какие-то свои причины желать ему поражения.

— Он назвал тебя животным. Наш долг открыть ему глаза на то, что он животное намного хуже.

Всё так, вот только Бэлар хотел открыть глаза не только Рэймсу. Он собирался показать это всем. И в первую очередь своему отцу. Показать, что настоящий отступник и моральный калека — не он, Бэлар, а «золотой мальчик», тот, кого Хейз бы с бoльшим удовольствием назвал своим сыном. Он хотел извозить его в такой грязи, от которой Рэймс бы уже никогда не отмылся, а потом выставить на всеобщее обозрение.

В двух словах: это было сугубо семейное дело, замешенное на нездоровых отношениях отца и сына, и мне не стоило в него лезть.

Но тут Многорукий поставил вопрос ребром:

— Что ты предпочитаешь, чтобы Рэймс убил тебя или чтобы влюбился без памяти?

Короче говоря, умирать я не хотел.

Глава 7