Срыв

– В коммунизм, Коля, – сказал Дмитрий Абрамович, наливая в стакашки уже граммов по семьдесят, – не верить надо. Его строить надо… А вообще – молодец. Продрала песня. Близка мне, хоть либералов я любить не могу.

– Я тоже их не очень-то. Но тут про другое.

– Ну да, ну да… Молодец, в общем. А вам как, Сергей Игорич?

Сергей Игоревич, не ожидавший услышать здесь подобной песни, по существу не нашелся что ответить. Выдавил нечто нейтральное:

– Смело, конечно… С ансамблем, наверное, еще сильнее бы получилось…

Коля осушил стаканчик в два громких глотка и покривился:

– Где его тут найти, ансамбль… Ансамбли до сих пор «Песняров» трынькают… Можно я еще одну, пока пыл не погас?

– Давай-давай, Коляныч…

На этот раз мелодия была жесткой, но динамичной, и слова вылетали из Колиного рта чаще, чем в предыдущей песне, этакими длинными очередями:

Камуфляжная масса затопила страну,
Учат жизни мертвые живых.
На каждого вещает круглосуточный враг,
Статической инерцией питаются мозги.

Но если ты не слякоть – защищайся,
Если ты не слякоть – нападай.
Если ты не слякоть – защищайся!
Если ты не слякоть – нападай!

Елена Юрьевна поднялась, достала из кармана куртки сигареты, приоткрыла створку стеклопакета. Щелкнула зажигалкой… За весь день Сергей Игоревич и не замечал, что она курит… По номеру разбежался свежий воздух с легкой примесью табачного дыма…

Закрывают небо трехцветные кулисы,
Портреты паразитов на каждой стене,
Разбойничьи законы задавили правду,
Последних живых топят в говне.

Но если ты не слякоть…

Сергей Игоревич залюбовался изогнувшейся у окна, старающейся выдувать дым в щель рамы молодой женщиной… Голос певца уплыл, как радиоволна в слабом приемнике… Подойти, обнять за талию, провести губами по ее розоватой щеке. Прижать к себе, одинокую сейчас и, кажется, не очень-то счастливую.

– Зашиб-бись, Колямба! – рявкнул Дмитрий Абрамович. – Ух-х!.. Надо обмыть твою прям болдинскую осень.

Елена Юрьевна вернулась за стол, лицо ее не выражало восторга. Приняла стаканчик, выпила на равных с остальными… «И ведь, кажется, не пьянеет», – удивился Сергей Игоревич и почувствовал: если проглотит еще три-четыре порции, начнет клевать носом.

– Коля, ты очень талантливый человек, я тебе это говорила тысячу раз, – начала директор Дома памяти таким тоном, что стало ясно: ее речь будет длинна и серьезна. – А сейчас воздержусь от похвал и скажу как лицо официальное, которое устраивает мероприятия… Николай, с такими песнями и при сегодняшнем положении дел, а оно вряд ли изменится в ближайшие десятилетия, ты так и останешься один, будешь петь дома или в лучшем случае в таком вот кругу. Если бы ты был посредственностью – и слава богу. Но ты талантливый, храбрый, ищущий человек…

– Помню, как Коляныч на юбилее округа, давно уж, свои песни протеста запел, – встрял Дмитрий Абрамович. – Чуть ведь со сцены не сбросили. Я встал стеной: пускай, говорю, допоет, а потом делайте что хотите.

Коля покачал головой:

– В две тысячи третьем это было, еще при прежнем губере. С тех пор моего имени слышать не хотят, отовсюду вычеркивают.

– И будут вычеркивать, Николай. Будут вычеркивать! И я не могу тебе помочь. Я хоть и имею свободу, но должна согласовывать… И тебе надо ехать или в Питер, или в Москву, или же…

– Там тоже попса, говнорок.

– Ну, наверное, – согласилась Елена Юрьевна. – Но я не договорила… Или, если ехать некуда, то, извини, конечно… и не считай меня конформисткой какой-нибудь… Или писать другое.

– Х-хе! – болезненно усмехнулся Коля. – Не получается, Лен… Не получается.

– Так легче всего говорить. Неужели тебя не интересует тема, скажем, любви? Или природа. На крайний случай хипповское что-нибудь: поляны, «а вокруг такая тишина»… Сейчас не девяностые и даже не нулевые, когда «трехцветные кулисы», «камуфляжная масса» воспринимались на ура. Теперь за это, при желании, и срок дать могут. А припев вот этой второй песни можно рассматривать как призыв к насильственному изменению…

– Это из статьи Махно цитата, издано не так давно… легально, – словно оправдываясь, отозвался Коля.

– И что? Наверняка мы скоро увидим, как книги Махно, да и более безобидных включат в список экстремистской литературы… Я как-то заглянула в Интернете в этот список – конца и края у него нет…

Елена Юрьевна разволновалась, и Сергей Игоревич, как бы успокаивая, положил ей руку на плечо, погладил, слегка сжал. Мол, успокойтесь… Она не отстранилась, а наоборот, к его удивлению, на сантиметр-другой подалась к нему.

– Я не хочу спорить, – заговорил Сергей Игоревич, хотя минуту назад решил не ввязываться в этот скользковатый разговор, – и Елена… Можно без отчества?

– Да пожалуйста! Сама хотела предложить…