Читаем Срыв полностью

Сергей Игоревич вскочил, как был, не кутаясь в одеяло, но заставляя себя не стесняться брюшка, густых волос на лобке, худых по сравнению с туловищем ног, пошел к окну. По пути глянул в лежащий на столе мобильник. Дисплей показывал 02:14. Значит, занимались часа три…

Вынул без спросу из пачки сигарету, закурил. Вообще-то давным-давно бросил, но иногда случались моменты, когда тянуло.

Стоял, касаясь своим бедром бедра женщины, втягивал в себя дым и выдувал в щель приоткрытой рамы. Дым не улетал на улицу, а, круто разворачиваясь, возвращался в комнату. Холодный воздух ровно бил в лицо, грудь, живот, но сейчас Сергей Игоревич не боялся простудиться – был уверен почему-то, что не простудится.

Глянул на Елену и столкнулся с ее глазами. В них была ласка и благодарность. Без примеси разных человеческих сомнений, анализов, взвешиваний, оценок. И ему снова стало легко и свободно.

Он улыбнулся, и женщина улыбнулась. Он перевел взгляд в окно. Там, за ним, была маленькая площадь, точнее, перекресток-кольцо. Мигали желтым светофоры, лежали на газонах худосочные, тусклые сугробы. Светили фонари. И ни одного человека, ни одной машины, ни одного горящего окна… Мертвая зима на улице, тоскливая ночь в квартирах, а здесь – два передыхающих существа…

«А ведь мы не сказали ни слова, как вышли из того номера, – щипнуло удивление, а следом стал мучить совсем бытовой вопрос: – Куда окурок деть?»

Елена, как бы отвечая, взяла и выщелкнула свой на улицу. И он сделал то же.

Закрыл раму, обнял женщину, слегка сдавил упругую кожу в руках, повел к лежанке на полу.

…Проснулся от бодрой мелодии будильника в телефоне. В первый момент тоже сделался бодрым, готовым к новому дню, но сразу нахлынуло вчерашнее, затеребило – и захотелось зарыться в тряпки, спрятаться от жизни, замереть надолго.

Мелодия не смолкала; пришлось открыть глаза, тянуться к телефону. И снова, как и ночью, опять сразу увидел глаза Елены. Они были рядом, сантиметрах в двадцати. Смотрели на него пристально, изучающе.

Сергей Игоревич выключил будильник и потянул Елену к себе. Она, не упираясь, напомнила:

– У тебя самолет. – Без сожаления и упрека. – А нам еще ехать…

Да, самолет. Судя по времени, торопиться пока не стоило, но на секс уже не хватало.

– Собираемся, да? – спросила Елена.

– Собираемся…

Она легко поднялась, постояла над ним, лежащим, такая высокая, точеная, поблескивающая кожей, будто действительно какая-то античная статуя из розоватого мрамора… Нет, не розоватого, но как назвать цвет здоровой женской кожи… Постояла, отошла и стала скрывать себя под одеждой. Эти трусы с дырочкой, черный лифчик без кружев, блузка, мешковатые походные джинсы, теплые носки, ботинки…

– Увидимся на завтраке?

– Да…

* * *

Выехали, по примерным расчетам, вовремя. Елена надела очки, и, когда повела машину, стало заметно, что она действительно начальник – как-то слишком уверенно сидела за рулем, смотрела вперед.

Сергей Игоревич тоже уставился на дорогу. По салону кружили бодрые англоязычные песни. Не рок и не попса, а нечто такое, в стиле Фрэнка Синатры.

Молчали. Он ни о чем не спрашивал, не расспрашивал, и она тоже. И молчание не было тягостным.

Порой Сергея Игоревича начинала одолевать дремота, и он встряхивался, топорщился – дремать, когда женщина бодрствует, было нехорошо. Унизительно как-то. Терпел.

Не хотелось вспоминать, но само собой прокручивалось в голове то, что происходило ночью.

Сергей Игоревич положил ладонь на ляжку Елены, погладил, пополз выше, где было жарко и, казалось, сквозь ткань пробивалась влага.

– Свернуть в лесок? – спросила Елена то ли шутливо, то ли пряча за шутливостью серьезность.

– А мы успеем?

– Не уверена.

Он помолчал, наблюдая, как в нем борются желание самца и пресловутый здравый смысл, проклятая, но необходимая разумность, и задавил их борьбу вздохом:

– Тогда не стоит. – И быстро повернул лицо к Елене; та никак не отреагировала на его слова, смотрела в лобовое стекло, лишь через минуту, почувствовав на себе его взгляд, ответила своим, добрым и сочувствующим: «Да, к сожалению, не стоит рисковать».

Однообразный пейзаж изматывал, тяготил. Сергей Игоревич искал что-нибудь необычное, чтобы воскликнуть, например: «Какая лесина вымахала среди этих лилипутов!..» Но вокруг – полное, беспросветное однообразие…

«И надо было ей, – подумал о Елене, – пелёхать такую унылую даль, чтобы меня послушать. Или предчувствовала, что будет такая ночь? Или – что?..»

Намек на ответ получил, когда наконец подъехали к аэропорту. Прощаясь, она сказала:

– Наш Дом памяти подал на грант – хотим в июне провести конференцию «Сибирское братство языков». Пока еще ничего не ясно, но гипотетически: ты готов участвовать?

– Конечно! – Он был в этот момент счастлив приглашению.

Обменялись визитками, поцеловались щека к щеке, и Сергей Игоревич, подхватив сумку, выбрался из машины. Сделал несколько шагов к двери аэропорта, обернулся, помахал рукой. За стеклом, как ему показалось, произошло ответное движение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги