Читаем Срыв полностью

И сейчас, лежа на ноющей кровати, он уговаривал себя заняться статьей, а сам переключал программы. И минуты сгорали одна за другой, и всё ближе подходило время обеда.

Вот уже третий час. Теперь надо уговаривать себя не писать, а побриться. Побриться уговорить оказалось легче.

Ровно без десяти три, свежий, бодрый, Сергей Игоревич спустился в вестибюль гостиницы.

Любовь Петровна была не одна, а с высоченным, метра под два, бородатым – курчавые с седыми прядями волосы от самых глаз спускались на грудь – мужчиной.

– А это Дмитрий Абрамович, – представила его. – Он и явился, так сказать, инициатором вашего приглашения.

– Очень приятно. – Сергей Игоревич протянул великану руку, тот крепко, но явно вполсилы ее пожал.

– Дмитрий Абрамович живет в селе, – далее прозвучало какое-то нерусское название, – фольклорист, краевед, защитник коренных народов.

– Вы, может, подумали, что я из этих, – одышливо перебил женщину великан. – Так нет, ни капли.

– Не из кого? – улыбнулся вежливо Сергей Игоревич.

– Ну, не из этих, не из евреев.

– Хм. Почему мог подумать? Вовсе не думал…

– Ну, отчество-то такое, да и защищают коренных они в основном. Я из староверов. Отец, Абрам Феодосьевич, еще держался, а я так… Но и он понимал, имя дал человеческое хоть… Сейчас возрождаются староверы, но, я считаю, смех это, театр. Ушла старая вера, да и всякая из души уходит…

– Понятно, – изобразив грусть, покивал Сергей Игоревич. – Может быть, за столом поговорим?

– А, да-да. Извиняюсь.

Меню было богатое, разнообразное, но официантка сразу сказала, что лучше заказать комплексный обед. Остальное будет готовиться около часа.

Последовали ее совету.

– А насчет пропустить по капельке? – прогудел вкрадчиво великан-краевед.

Он после этого, в лоб, разговора о евреях стал Сергею Игоревичу не очень-то симпатичен. Правда, желание выпить перевесило:

– Я не против.

Любовь Петровна забеспокоилась:

– Может, после мероприятия?

– Да мы не водку же. Коньячка.

– По сто граммов коньяка, – подтвердил Сергей Игоревич.

– О, само оптимально!.. Так вот, – великан устроился на стуле удобнее, – бесполезно, считаю, возрождать прошлое. Мы уж всё… Развращены всем. А малым помогать – надо. У них запросов-то: не мешайте, и всё. Вот наши думают, что это капризы – тундру не трогать, трубы не класть. А на деле олень не пойдет через трубы, эти полосы, распаханные вездеходами да вахтовками. Он лучше с голоду сдохнет… Ему чистая тундра нужна.

Принесли простенькие салаты – кружочки огурцов, политые майонезом, – и графинчик с коньяком.

– Любовь, будешь? – занес великан коньяк над пузатой рюмкой.

– Нет-нет, рабочий день!

– Как знаешь. Я считаю, не повредит.

– Не искушайте…

Только выпили и захрустели огурцами – в зал вошла молодая женщина. Ничем вроде не примечательная, но Сергей Игоревич сразу поймал ее взгляд и задержался на нем. Вернее, последовал за ним. Взгляд был беспомощно-ищущий, неустойчивый.

Он знал, что так вглядываются близорукие люди, попадающие в просторное помещение. Сто раз сталкивался с этим взглядом, но всегда, особенно если это был взгляд молодой женщины, девушки, чувствовал волнение. Словно бы это ищут его…

– О, вот и Еленка, – обрадовался великан. – Елена Юрьевна, мы тут!.. Обещала приехать и, вишь, не подвела.

– Я, Дмитрий Абрамыч, вообще не подвожу. А когда подвожу – хочу этого и заранее даю понять, – подходя и протирая тряпочкой очки, ответила молодая женщина. – Холодрыга какая, стекла матовые за пять секунд…

Протерла, надела очки, поздоровалась с Любовью Петровной и, как показалось Сергею Игоревичу, мельком, небрежно, – с ним.

– Присаживайся, пообедай, – пригласил Дмитрий Абрамович. – И вот тебя как раз фужерчик дожидается.

– С удовольствием. Машину припарковала, зарегистрируюсь потом.

Она сняла синюю, с меховой полоской на воротнике куртку, осталась в сером свитере, голубых джинсах, но не в обтяжку, просторных… Впрочем, и под этой свободной одеждой было заметно, что фигура у нее неплохая, спортивная.

– Барышня, – крикнул великан официантке, – еще одну порцию, пожалуйста… И, – сбавив громкость, – позволь, Елена Юрьевна, представить тебе Сергея Игоревича Палагина, филолога из Москвы…

– Я о вас много слышала, – перебила она, глядя на Сергея Игоревича теперь, сквозь стекла очков, твердо и смело, – и вот специально приехала послушать.

– Спасибо, очень приятно…

– А это, – продолжал великан-краевед, посапывая, покашливая, – наша бесценная Елена Юрьевна. Директор Дома памяти. Три года назад возникло такое уникальное место в округе, и жизнь наша обрела некий смысл.

От словосочетания «Дом памяти» повеяло чем-то оруэлловским, и Сергею Игоревичу стало неуютно. «Как Министерство правды…»

– Очень рад знакомству, – поднял он рюмку с коньяком и улыбнулся. – Чокнемся?

* * *

Лекцию читал без особого вдохновения. Чувствовал, что говорит складно, увлекательно, с художественными приемами, но того полета, какой случался время от времени и приводил в восторг его самого, не случилось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги