Сразу после войны

Ну и состояние! Одной ногой дома, в Москве, другой — в прежней жизни, в армии. Утром прогнешься и долго не можешь сообразить, где ты. Лежишь с открытыми глазами и ждешь: сейчас проскрипят сапоги и дневальный крикнет:

— Подъем!

Пока на мне военная одежда: сапоги, гимнастерка, галифе, шинель, шапка-ушанка. Но скоро шинель побоку — мне уже пальто шьется. Вернее, перешивается. После дяди-ополченца, старого холостяка, отличное пальто осталось: коричневый драп высшего качества. Катюша, соседка, уже третий день трудится. Придет с работы и до самой ночи порет, кроит, пьет. Мне слышно, как стучит ее швейная машинка. Есть в этом стуке что-то от автоматных очередей. Впрочем, это, может, только кажется мне. Я теперь любой звук сравниваю то с выстрелами, то со взрывами, то с лязгом танковых гусениц — короче говоря, с тем, что издает война.

Вчера Катюша сказала:

— Через два дня готовое будет.

Я взглянул на куски материи, скрепленные белыми стежками, и, усомнившись, пробормотал:

— Тут еще шить и шить.

— Ерунда! — возразила Катюша. — Самое главное — скроить. Твой дядя, покойник, вширь раздавался, а ты в небо тянешься.

Я сконфузился и произнес первое, что пришло в голову:

— Ничего получится пальто?

— Очень даже ничего. — Катюша наклонилась и откусила у меня на груди нитку. — Такие богатые пальто теперь редко шьют. В талии и плечах ужала, удлинила — и впору. Будешь франт франтом.

За окном моросит дождик. Он не прекращается с того самого дня — с демобилизации. В комнате холодно. На дровяном складе по-прежнему, как в сорок первом и сорок втором, выдают по талонам осиновые бревна и чуть-чуть сосновых или березовых. Печь чадит. Измучаешься, пока растопишь. Я уже извел все газеты. Солдатский паек — тот, что мне выдали в части, съеден. Вчера я ходил в магазин. Получил пятьсот граммов комбижира, два килограмма макарон и на мясные талоны — сельдь. Для меня, едока, это пустяк. На фронте я иной раз рубал столько, что чуть живот не лопался…

Сегодня утром повестка пришла — в райисполком вызывают. Я не удивился: всех демобилизованных вызывают в райисполком насчет работы.

Это правильно. Надо всем найти дело по душе. Интересно, что мне предложат? Специальности у меня нет: до армии я учеником строгальщика работал. В детстве моряком мечтал стать. Теперь на этой мечте крест можно поставить — медкомиссия не пропустит из-за ранения.

Я шел в райисполком и думал: «Авось повезет. Авось мне такое место предложат, что ахнешь». Демобилизованные сейчас в почете. За билетами в кино без очереди пускают. Честное слово! Я сам вчера ходил в «Ударник». Очередь как верста была. Подумал: «Не достать билета». Хотел уйти, а меня за рукав — и к окошечку… Я дернулся от неожиданности, взметнул руку к шапке — так и на «губу» загреметь недолго: навстречу летчик-майор. «Мама родная, сколько у него регалий! Не грудь — иконостас». Он заметил, как я ему козырнул, и засмеялся.

— Демобилизованный? — спросил летчик.

— Так точно, товарищ майор! — ответил я, краснея и улыбаясь.

— Давно?

— Вторая неделя идет.

Летчик обласкал меня взглядом:

— Гражданская специальность у тебя есть?

— Никак нет, товарищ майор!

— Это плохо… Соображения на этот счет у тебя какие?

— Пока никаких, товарищ майор. В райисполком вызвали: может, предложат что.

— А сам-то куда метишь?

Я издал что-то вроде мычания.

— Никуда не годится! — строго сказал майор. — В райисполком надо с готовой программой идти. Ты покрути шариками, пока идешь, помозгуй, так сказать.

— Есть помозговать!

— Желаю тебе! — Майор козырнул мне и пошел своей дорогой. Я проводил его взглядом и подумал: «Легко сказать — помозгуй. Кабы мне флот предложили, я бы с удовольствием».

Войдя в райисполком, я остановился у комнаты № 3, на двери которой висела табличка с указанием нескольких фамилий. Меня вызывала инспектор Кудрявцева. Я попытался представить, как она выглядит. В моем воображении возникла женщина, тощая, с остреньким носиком, в очках и обязательно, с папироской во рту. Но Кудрявцева оказалась совсем другой — круглолицая, с накрашенными губами и с завивкой под баранчика. Ногти у нее были наманикюрены. «Специально такую посадили, — подумал я. — Чтоб вызывала дальнейший интерес к жизни». И улыбнулся. Хорошее было у меня настроение, и все вокруг нравилось.

— Не устали отдыхать? — спросила женщина, когда я сел.

— Вроде бы нет, — ответил я.

— Вроде или нет?

— Н-нет.

— Я так и подумала.

Женщина вздохнула, поправила волосы:

— Работать где хотите? Есть у вас какое-нибудь конкретное желание?

— К сожалению.

Кудрявцева выдвинула ящик из стола. Достала какие-то бумажки. Полистала их и спросила:

— Образование у вас какое?

— Семилетка.

— М-да… — Женщина осмотрела маникюр. — Рабочая сила на всех предприятиях требуется, но нужны специалисты… На «Красный Октябрь» хотите?

«Это подойдет, — подумал я. — Там, говорят, конфет сколько хочешь ешь».

Я попросил направить меня в шоколадный цех.

Кудрявцева рассмеялась:

— На выработку кондитерских изделий мы только женщин направляем, а вас можем устроить подсобником в гараж или в ОКС.

— Куда?

— В отдел капитального строительства.

Я хмыкнул, раздумывая.