Читаем Спор о варягах полностью

Семинар начинался часов в семь вечера, чтобы на него успевали и вечерники. Но все же основное обсуждение проходило в кафетерии; когда оттуда выгоняли — в курилке, когда выгоняли и оттуда — на улице. Здесь уж были «разрешены все приемы, кроме стрельбы боевыми»... Никто не принимал аргументов вроде «это не входит в тематику работы...» или «это требует отдельного исследования...»: возник вопрос — отвечай, можно не в строгих терминах, но главное, чтобы все поняли. Так и повелось: официальная часть — это официальная часть, там не все спросишь и не все выяснишь, к тому же время ограничено, а вот в кулуарах и начинается настоящее обсуждение. Если его не было, то и работа пустая.

Подводя итог своим впечатлениям, следует подчеркнуть главное: семинар создавал определенный круг общения и кругединомышленников, которые делают свое дело не потому, что «так положено», а потому, что по-другому не могут. Это во многом обусловило и профессиональные, и личные отношения моего поколения, определило его поведение.

И. Л. Тихонов

Отблеск «Варяжского семинара» в годы застоя

Мои студенческие годы пришлись на 1979-1984 гг., т. е. на то время, которое сейчас принято называть «расцветом застоя». До начало горбачевской перестройки оставалась еще несколько лет, и, как обычно говорят, тьма особенно сгущается перед рассветом. Главной кафедрой и специальностью на историческом факультете была история КПСС, ее студенты даже стипендию получали почти вдвое большую, чем остальные. Хорошо это знаю, поскольку целый год учился на этой кафедре, поступив туда по рекомендации родителей, которые сами, закончив кафедру археологии в начале 1950-х гг., хорошо знали, как трудно найти постоянную работу по специальности археологу. А тут прямая дорога после окончания — аспирантура, ученая степень, неплохо тогда оплачиваемое место преподавателя в любом вузе. Но уже к середине учебного года стали появляться сомнения: а что я тут делаю? Окончательно они окрепли к моменту работы над курсовой, когда выяснилось, что прочитать работы Троцкого, Зиновьева и Каменева, критике которых она и была посвящена, я никак и нигде не могу. Все более возрастало внутреннее, тогда еще, по юношеской неопытности и наивности, скорее неосознанное чувство, что это все что-то не то, не имеющее отношения ни к истории, ни к науке вообще.

Летняя археологическая практика, тогда обязательная для всех студентов факультета, была пройдена в Полоцке, под руководством замечательного триумвирата: Г. С. Лебедева, Вал. А. Булкина и Вас. А. Булкина, имевших непосредственное отношение к «Варяжскому семинару». Да и Полоцк с Рогволодом и Рогнедой, неплохое место для варяжской тематики. На берегу летописной речки Полоты было хорошо распевать песню «Эй варяги, эй бродяги...» из появившегося тогда кинофильма про первых киевских князей. Там же в исполнении старожилов экспедиции — студентов старших курсов — впервые мы услышали песенный фольклор «Варяжского семинара». Потом была Нимфейская экспедиция, и к началу следующего учебного года созрело твердое решение — переходить на кафедру археологии. Декан В. А. Ежов, он же и заведующий кафедрой истории КПСС, мрачно спросил, хорошо ли я подумал, но заявление подписал. На кафедре археологии потом говорили, что подобного случая не помнят, обратные были, а чтобы с привилегированной кафедры да на «малую»... Зато однокурсники-археологи подтрунивали: дескать «из грязи да в князи».

Первой серьезной книгой по археологии, мною прочитанной, стала только что тогда вышедшая монография трех университетских авторов Булкина, Дубова, Лебедева «Археологические памятники Древней Руси IX—XI вв.», а первой темой курсовой работы на новой кафедре стала проблема хронологии скандинавских фибул на территории Древней Руси. Авторы ГИМовского сборника «Очерки по истории русской деревни» и М. В. Фехнер в «Ярославском Поволжье» почему-то датировали их лет на пятьдесят позже, чем эти же типы датировались Я. Петерсеном в самой Скандинавии. Использовав предложенный М. Б. Щукиным метод «узких датировок», на основе анализа других категорий материала, встречающихся в комплексах с фибулами, я попытался дать для них более ранние даты. Но почему была выбрана именно эта область? Об этом, собственно, и пойдет дальше речь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное