Кстати, знаменитая Варяжская дискуссия происходила на факультете именно в пору «правления» Владимира Васильевича. Он был одним из тех, кто ее «допустил». Думаю, это оказалось не последним лыком, поставленным в строку, когда вскоре ему пришлось поплатиться своим креслом декана. Но почему-то убеждена: результаты этой дискуссии он принял без большого внутреннего сопротивления: «Ну, отчего же! Ведь это было интересно...» — и будило мысль.
К сожалению, сама я застала Владимира Васильевича уже старым и больным. Ходил он тогда с явным трудом, с палкой. Лекции и семинары выматывали его. Помимо занятий он не мог уделять своим подопечным особенно много времени. Но именно с помощью Мавродина мне, первокурснице, удалось попасть в ЛОИИ, ознакомиться там со статьями из сборника по Византии, еще не вышедшего из печати.
В те годы курсовые работы писались нами серьезно. Я проводила бездну времени в библиотеках, собирая материалы о Владимире Мономахе. Нередко приходилось ощущать себя щенком, брошенным в воду, тосковать по более упорядоченному стилю руководства. А «упорядоченное руководство» — оно было рядом, рукой подать. Еще достаточно молодой, энергичный профессор Р. Г. Скрынников, крупный специалист по XVI в., уже на 1-м курсе заметил меня и предложил перейти к нему.
Я сопротивлялась, как могла. Но меня тянуло к Руслану Григорьевичу: с ним действительно было интересно. Помню, как на его занятиях мы устроили целое судебное разбирательство дела об убийстве (или нечаянной смерти) царевича Димитрия. В качестве главных «сторон» выступали я и мой однокурсник Олег Зимарин (ныне он руководит крупным московским издательством). Я представляла обвинение Бориса Годунова, Олег — защиту. Мы долго сидели с ним в библиотеке, изучали изданные фототипически листы следственного дела, проведенного боярином Василием Шуйским. Помнится, во время «прений» успех стал клониться в мою сторону. Этого Руслан Григорьевич, сам яростный сторонник версии несчастного случая, конечно, допустить не мог. Он вмешался и сумел меня переспорить... Лишь спустя много лет я внутренне пришла к убеждению, что в данном вопросе он был прав.
Как бы то ни было, я чувствовала, что судьба моя скоро решится и меня «выдадут замуж» без моего согласия. На занятиях Древней Русью будет поставлен большой жирный крест... Воттогда и приспел полевой сезон 1974 г. — наша студенческая практика 1-го курса. «Погуляйте пока...» — сказал мне Р. Г. Скрынников. Он не знал, как надолго я «загуляю»!
Видимо, перст судьбы уже указал, куда надо, но тогда все это выглядело как цепочка недоразумений и неприятностей. Вначале неполадки со здоровьем, необходимость сдавать сессию не в срок. Под сурдинку меня вычеркнули из списков той экспедиции, куда были зачислены все мои коллеги-«феодалы»... Это меня возмутило. Я вообще отказалась ехать куда бы то ни было — благо врачебная справка была на руках. Кончилось тем, что я все-таки оказалась в поле — но не там, не с теми и отнюдь не в той роли, которая пристала первокурснице-практикантке.
Начальником Северо-Западной археологической экспедиции ЛГУ, куда я попала, был Глеб Сергеевич Лебедев — пожалуй, самый одаренный ученик Л.
С. Клейна и один из главных фигурантов Варяжской дискуссии. Волей судеб он остался в тот год на раскопе без хорошего чертежника — а всякий начальник экспедиции знает, что это такое! Вот тогда и возникла идея испытать в этой роли меня, грешную... Результат оказался более чем успешным. Нет, не в силу моих способностей рисовальщика — у меня их нет. Просто тут имел место некий психологический феномен. Мне было 17 лет. И я искренне, исчерпывающе не понимала, что можно не выполнить дело, которое мне поручено.
Никогда не забуду короткого диалога между мной и начальником — перед отъездом Г. С. Лебедева на три дня в Питер.
- К моему приезду, Надя, мне нужен план обоих участков. Горизонта камней. Масштаб один к двадцати.
- Хорошо, Глеб Сергеевич ... А что... каждый камушек рисовать?
(Мы копали древнерусский жальник у д. Конезерье, и камней в раскопе было, как в сундуке напихано! А площадь — метров 60-70...)
- Ну конечно же! Каждый!
- Хорошо, Глеб Сергеевич... А... какая возможна погрешность?
- Толщина линии, Надя. Толщина линии!
- Хорошо, Глеб Сергеевич — тихо ответила я.
Сейчас-то я понимаю: со стороны начальника это был чистый блеф. Никто и не рассчитывал, что я выполню задание. Но, может, девчонка хоть что-нибудь сделает?.. И то хлеб...
Что и говорить, в эти три дня произошло мое крещение в археологи.