Спящий агент

Том отвернулся. Гелас вцепилась ему в плечо и сжала так, что наверняка будет синяк. Он, ни слова не говоря, положил ладонь на ее руку.

А что тут скажешь? Кнут умирает, это совершенно очевидно. И он знает, что умирает.

Понять невозможно. Из всех людей, которые встречались Тому, Кнут был самый живой, самый энергичный и заразительно оптимистичный. Боже, во что превратилось его сильное, тренированное тело… Скелет, обтянутый сухой желтой кожей, стекающая по подбородку слюна… нет. Непостижимо.

Так же невозможно, как представить Ребекку в его объятиях.

Он отвернулся.

На плечо легла чья-то рука – он неоправданно резко обернулся. Испугался.

– Сейчас лучше, – сказал врач. – Вы можете с ним поговорить.

Они подошли поближе.

Кнут пробормотал что-то невнятное.

– Что?

– Б-биржевой курс…

Гелас и Том обменялись взглядами.

– Не думай об этом, Кнут, – сказала она мягко. – Мы справляемся. Ждем тебя.

Кнут едва заметно покачал головой.

– Курс… – повторил он тихо, но с нажимом.

– Упал на тридцать процентов, – неохотно сообщила Гелас. – Вчера остановили торги нашими акциями, но потом возобновили. Рынок исходит из того, что газа не будет. Акции «Олшора» вообще свалились в пропасть. На шестьдесят процентов.

– М-м-м… – Кнут то ли застонал, то ли хотел что-то сказать. Гелас наклонилась к нему поближе.

– Один метр, – напомнил врач.

– Это… только начало… – с трудом произнес больной.

– Что ты имеешь в виду?

– Они… саботируют станции… выгодно… им выгодно…

Кнут опять зашелся в слабом, безнадежном кашле.

– Пора заканчивать, – сказал врач решительно. – Ему это не по силам.

Кнут перестал кашлять и медленно поднял руку – дал понять, что не закончил.

– Том, – прошептал он.

– Да?

Кнут прошептал что-то неразборчиво. Том слегка подался к нему. Помутневшие глаза из-под красных век полны предсмертной тоской. Губы зашевелились.

Том разобрал только одно слово:

– Прости.

И в эту секунду Том понял, почему Кнут просил их прийти. Наверное, сообразил, что после разговора с людьми из СЭПО его отношения с Ребеккой перестали быть тайной. И хотел облегчить душу.

Последнее желание умирающего. Мольба о прощении. Покаяние перед другом, которому он изменил.

Но Том не мог его простить. Он повернулся и молча вышел из палаты.

Том

Карлавеген, центр Стокгольма, январь 2014

Пятнадцать лет Том жил в Москве. Теперь Москва жила в нем.

Наивно предполагал, что Москва – всего лишь место, где можно забыть о своем прошлом. Много лет назад он насмерть сбил машиной свою племянницу, дочь брата. Вины его не было, это была трагическая случайность, но душевная рана не заживала. Он нашел работу в Москве, словно тысяча километров и море могли облегчить муки совести. Он думал, что Москва – временное место пребывания, санаторий, где он сможет забыть свою боль.

Но в жизни так не бывает. Никогда. Места, где мы живем, становятся частью нас самих, и избавиться от них, забыть – невозможно.

Том сам не знал, почему пришла ему в голову эта мысль. Может быть, из-за мороза – нос и губы онемели, как будто он их отсидел. Снег скрипел под ногами, где-то раздавались игрушечные взрывы: кто-то достреливал оставшиеся после Нового года ракеты и петарды.

И вот Москва проснулась в нем после долгих лет молчания. Ребекка, «Западный поток», отравленный полонием Кнут, этот усатый сэповец, недвусмысленно подозревающий его в соучастии, – ничего этого не было бы, не живи он в этом огромном и загадочном мегаполисе.

Посмотри на человека внимательно – и увидишь результат его выбора накануне. Посмотри на его сегодняшний выбор – и узнаешь, что с ним будет завтра.

Karma will bite your ass.[21]

Очевидно до жалости.

Переезжая на работу в Россию, он об этом не думал. У него тогда не было ни знаний, ни зрелости. Он не понимал, как эти годы в чужой стране скажутся на его жизни. Бешеный ритм, поголовная преступность, коррупция – все это сделало его таким, какой он есть сегодня.

Он набрал код на домофоне и поднялся по лестнице. Портфель словно набит камнями. Почему-то очень устали ноги.

Ребекка не давала о себе знать, а он не мог заставить себя ей позвонить. Тем более теперь, когда он окончательно убедился в ее измене. Кнут сам признался.

Он внезапно остановился и сжал в руке ручку портфеля.

С его лестничной площадки доносились возбужденные голоса.

Нет. Не с площадки. Из его квартиры.

Том в два прыжка преодолел последний пролет и трясущимися руками вставил ключ в дверь. Мог не вставлять – дверь была не заперта.

– Вы не имеете права! – отчаянный крик Ксении.

Она стояла в прихожей. В черной футболке на три размера больше и в палевых трусиках. За ее спиной – трое мужчин в защитных комбинезонах и масках. У одного в руках никогда раньше не виденный им прибор.

– Вы – Том Бликсен, – не столько спросил, сколько констатировал один из них.

– Нетрудно догадаться. Какого черта вы здесь делаете?

– Полиция безопасности. Подписанный прокурором ордер на обыск.

Он протянул удостоверение и какую-то бумагу – предусмотрительно переложил в карман комбинезона.