– Его перевели в интенсивку. Врачи подозревают отравление. Дети приходили навестить. Аврора пыталась их отговорить, но они и слушать не хотели…
Глаза ее наполнились слезами. Том спросил себя, испытывает ли он такое же искреннее сочувствие.
– Отравление? – вяло спросил он. – Я думал, какая-то инфекция.
Гелас помолчала. Отхлебнула вина.
– Одно мне интересно, – произнесла она внезапно охрипшим голосом. – Кому это выгодно?
– Что – это?
– Не притворяйся, Том. Ты наверняка задавал себе тот же вопрос. И он особенно важен сейчас, когда Кнута совершенно очевидно отравили.
Конечно, он задавал себе этот вопрос. Но сейчас, в связи с возможным назначением его исполняющим обязанности отравленного Кнута, ему очень не хотелось об этом говорить. Он как бы заинтересованное лицо. Хотя на самом деле не особенно заинтересованное. Лицо, заинтересованное в обратном: чтобы это назначение не состоялось. Ладно…
– Кому выгодно? Догадайся с трех раз, – тихо сказал он.
– Русские?
– Без Кнута, без его напора требование отстегнуть газ для Швеции в обмен на эксплуатацию нашего шельфа уйдет в песок…
– То есть никакой шведской ветки не будет, – продолжила она его мысль. – Конечно, вся эта идея со шведской веткой для русских как кость в горле. Их главная мысль – поставлять миллионы кубов в Германию. Сделать ее зависимой.
– Ты довела мою мысль до конца.
– И что это значит? Значит, Кнута мог отравить кто-то, кто работает на русских? Они просто-напросто хотят избежать политически двусмысленного и экономически невыгодного проекта? Я имею в виду ответвление от трубы?
– А вот этого я не говорил.
Говорить-то он и в самом деле не говорил, но думал. Обмозговал и решил: слишком далеко идущая теория, что-то из области теории заговоров. Вроде утверждения, что Кеннеди ликвидировало ЦРУ.
Гелас словно прочитала его мысли и неожиданно сформулировала теми же словами:
– Говорить не говорил, но думал, признайся… Кто еще? Том… – она посмотрела на него своими лучистыми черешневыми глазами. – Если мы с тобой будем вилять друг перед другом, кто тогда вообще сможет трезво оценить эту чертовщину?
– Русские вряд ли пошли бы на такую авантюру.
Сказал и усомнился – так ли это? Бесчисленное количество исторических примеров свидетельствовало об обратном.
– Может, они подготавливают вторжение?
– Гелас… Страх перед Россией – шведская национальная черта.
Прозвучало довольно резко, но она не обратила внимания.
– Если они готовят ядерный удар у нас под носом… выглядит довольно угрожающе.
– Ну-ну… полеты бомбардировщиков не имеют ничего общего с ядерным ударом. Меня, кстати, бесит, когда люди по привычке малюют черта. Русские, в общем, довольно прагматичны и рациональны.
Гелас смотрела в бокал, словно надеялась найти там ответ на мучившие ее вопросы.
– Том… а с кем Кнут встречался в «Дипломате»?
– Должен был приехать замминистра энергетики… но он прислал какого-то
– То есть заместителя заместителя? Или заместителя заместителя заместителя?
– Не знаю кого… но, по-видимому, уполномоченного озвучить взгляды русских на этот вопрос.
– Но Кнуту показалось, что тот вообще не в курсе вопроса.
– Может быть, показалось. Зачем тогда вообще кого-то посылать? Притянуто за уши.
– А мы можем выяснить, кто это был?
– Я сегодня звонил в Минэнерго России. Тот, с кем я говорил, не знает, но пообещал уточнить.
– Наверное, только я повсюду вижу привидения.
– Мы закрываем!
Погасла каждая вторая лампа потолочного освещения.
Они перешли из остекленного патио в зал. Наконец оставили в покое Кнута. Удалось найти столик, и они болтали обо всем, что приходило в голову. Кроме работы.
Допили бутылку, заказали вторую.
Время бежало быстро. Скоро закроется и основной зал таверны. Тому стало нехорошо при мысли, что надо возвращаться в пустую квартиру на Карлавеген.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – сказала Гелас.
В ее голосе прозвучала такая свободная уверенность, что он молча кивнул: не уйду.
Из больших окон Королевской библиотеки лился теплый, мудрый свет. Он вспомнил ночные прогулки после закрытия студенческих клубов в Упсале. До России, до Ребекки, до «Свекрафта». Молодость и свобода.
Тогда он и думать не мог, что жизнь так невыносимо трудна.
Том глубоко вдохнул морозный воздух и посмотрел на небо. Снегопад кончился. Миллиарды звезд моргали в бархатно-черном небе.
Вино, милая ему женщина рядом. Она взяла его за руку, и он вдруг с пронзительной ясностью понял, как ему хотелось бы остановить это мгновение навсегда: звездное небо, теплая женская рука и спящий город вокруг.
– Пойдем ко мне, – не то спросила, не то решила Гелас.
Телефон зазвонил в ту самую секунду, когда Сонни подтащил к лифту последнюю картонную коробку. Ему хотелось разобраться с переездом до того, как начнут приходить на работу бывшие коллеги – антитеррористы. Он поставил на пол тяжелую коробку – в ней, переложенные пупырчатым пластиком, лежали его любимые тарелки.
– О’кей, через минуту буду.