Спящий агент

Постарался выбрать тон, который заставил бы Кирилла отказаться от продолжения этого разговора.

В последнее время Кирилл чаще и чаще заводил разговоры о личной жизни Леннарта, будто семья интересовала его не меньше, чем сам Леннарт. Будто они и в самом деле друзья – не разлей вода.

– Сам-то я слишком долго в отъездах, чтобы надеяться возвратиться к чему-то стоящему… Но не жалуюсь – здесь есть чем утешиться.

Вдруг Леннарту стало интересно – он внезапно спроецировал личную жизнь Кирилла на свою. Значит, Кирилл, как и он, разошелся с женой?

– А Леночка? Такая же музыкальная, как ее мать? – опустошил бокал и тут же его наполнил почти до краев.

Лена училась в стокгольмской музыкальной школе «Лилла Академи». В последний год в ней проснулся настоящий интерес к музыке. Она теперь звезда класса.

– Скоро догонит родителей. Будет такая же лыжа, как вы с Валентиной.

Это правда. Валентина – сто восемьдесят сантиметров, Леннарт – сто девяносто один. В последний его приезд Валентина сделала метку на дверном косяке. Лена в свои десять лет – сто шестьдесят пять.

– Знаешь, я очень скучаю по Скандинавии. Скучаю по Стокгольму. Вырываюсь, только чтобы прикоснуться к делу моей жизни, – Кирилл заметил недоуменную мину Леннарта и разъяснил, улыбаясь: – Я имею в виду мою маленькую ячейку пока незадействованных агентов. Мы их называем «спящими».

Когда-то образцово белые зубы Кирилла, поразившие Леннарта в первую их встречу своим контрастом с бетонными стенами отдела милиции в Москве, заметно потемнели с годами. Наверное, от неумеренного потребления красного вина.

– Центр очень хочет заполучить их список, но мне спокойнее, пока он у меня. – Он похлопал себя по воображаемому карману. С этими ребятами я могу поставить всю Скандинавию с ног на голову.

– А когда ты последний раз был в Стокгольме? – спросил Леннарт, чтобы положить конец его излияниям.

– Подожди… дай подумать. Ага… это было как раз, когда Примаков стал премьер-министром. Пришел новый начальник и тут же потребовал, чтобы я засветил ему всю ячейку. Как же, разбежался… это моя страховка, Леннарт. Гарантия пенсии, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Леннарт постарался сохранить спокойное выражение лица.

Кирилл отнял у него все и осмеливается разговаривать с ним как с близким другом. Спрашивать про жену, интересоваться дочкиными успехами в учебе.

Его внезапно затошнило. На какую-то секунду испугался, что его тут же и вывернет на толстый персидский ковер, но тошнота прошла так же быстро, как появилась. Его осенила мысль. Сумасшедшая в той же степени, что и гениальная. Нужно признаться – скорее сумасшедшая. Неважно, этой многолетней пытке надо любой ценой положить конец. И как можно скорее. Иначе он и вправду сойдет с ума.

И потом, Кирилл все эти годы пользовался его услугами.

Теперь можно попробовать взять кое-что и у Кирилла.

Том

Карлавеген, центр Стокгольма, январь 2014

Ребекка съехала два часа назад. Ничего с собой не взяла, кроме двух чемоданов с одеждой.

Том не спрашивал, где она собирается жить, – не был уверен, хочет ли это знать. Но не удержался – спросил, что у нее с Кнутом. Это болезненное желание знать правду пересилило все – чувство собственного достоинства, гордость, стремление к душевному покою. А душевный покой именно сейчас был ему ох как необходим.

Она пришла в ярость. Назвала его психопатом. Заявила, что вправе трахаться с кем хочет, и это не его дело.

«Но, чтобы ты знал, параноик, у меня с Кнутом никогда и ничего не было».

Ничего.

Разрыдалась, схватила чемоданы и ушла. Именно в этом порядке: для начала разрыдалась.

Том постоял у открытой двери, прислушиваясь к ее шагам по лестнице, и решил поверить.

Но как только она исчезла, его опять начали грызть сомнения. Они росли, как сорняк – быстро и агрессивно, отравляли мысли настолько, что он уже ни о чем не мог думать.

Может быть, именно поэтому он согласился на предложение Гелас: «А не посидеть ли нам где-нибудь за стаканчиком чего-нибудь?» Надо развеяться, иначе можно и вправду умом тронуться. К тому же вечером у него сколько угодно свободного времени – Ксения собирается с ночевкой к своей единственной подруге, Андреа. Он был очень рад: у нее нашлась подруга среди ровесниц. Это важно, особенно теперь, когда младшая дочь Ребекки Александра уехала в школу-интернат.

Но… надо быть честным: почему бы не встретиться с Гелас? После ухода Ребекки он чувствовал себя свободным, а Гелас ему нравилась.

Посмотрел в тарелку с макаронами быстрого приготовления, чересчур щедро залитыми кетчупом. Не было ни сил, ни желания возиться с готовкой.

Послышались шаги, и в дверях появилась Ксения. Уже в куртке – собралась к подруге.

– Ты ведь знаешь, что работаешь на самого главного в Швеции экологического преступника?

Том отодвинул тарелку с остывшими макаронами и посмотрел на дочь. Глаза подведены, как у леди Гаги, черное платье и тяжелые красные сапоги, похожие на те, что носят английские футбольные хулиганы.

– Новые? Сапоги, я имею в виду?

– Ну, папа… я серьезно!

Она прошла на кухню и села напротив. Провоцирует она его, что ли?