Спящие красавицы

Они оставили его в кювете. Джаред держался, пока они не скрылись из виду. Потом закрыл лицо руками и заплакал. Закончив плакать, сел, сунул остатки айфона в карман (при этом отлетело еще несколько кусков).

Я – неудачник, подумал он. Бек[24] писал эту песню, представляя себе меня. Их было трое против одного, но все равно… Я – неудачник.

Он захромал домой, потому что ты всегда идешь домой, когда тебе больно и плохо.

Глава 10

1

До 1997 года больница Святой Терезы была уродливым зданием из шлакоблоков, которое больше напоминало многоквартирный жилой комплекс, чем больницу. Потом, когда поднялся шквал протестов из-за планов срыть горы Крапину и Обзорную, чтобы добраться до залежей угля, Угольная компания Рауберсона вложилась в грандиозный проект новой больницы. Местная газета, издаваемая либерал-демократом (для республиканского электората – все равно что коммунистом), назвала это «той же взяткой за молчание». Большинство населения Триокружья просто по достоинству оценило новые возможности. Как говорили некоторые посетители парикмахерской Бигби, в новой больнице имелась даже вертолетная площадка.

Во второй половине будних дней две автомобильные стоянки – маленькая перед крылом экстренной помощи и большая перед самой больницей – обычно наполовину пустовали. Но в этот день, свернув на Хоспитал-драйв, Фрэнк Джиэри увидел, что обе стоянки забиты, так же как и разворотный круг перед главным входом. Он заметил «приус», крышку багажника которого смял припарковавшийся сзади «джип-чероки». Осколки разбитого заднего фонаря блестели на мостовой, как капли крови.

Фрэнк не колебался. Они приехали на «субару-аутбэк» Элейн, и он перескочил через бордюр, чтобы встать на свободной (пока) лужайке. Там высилась только статуя святой Терезы, ранее украшавшая вестибюль старой больницы, и флагшток: звездно-полосатый флаг развевался над флагом штата, где два шахтера стояли по обеим сторонам чего-то, напоминавшего надгробие.

При других обстоятельствах Элейн устроила бы ему свою фирменную выволочку: Что ты делаешь? Ты рехнулся? Кредит за машину еще не выплачен! Сегодня она промолчала. Она баюкала Нану, совсем как в прошлом, когда у нее резались зубы. Клейкая масса, покрывавшая лицо дочери, спускалась на ее футболку (любимую, которую она носила, когда настроение было не очень; именно эту футболку давным-давно – сегодня утром – растянул Фрэнк), словно нечесаная борода старого грязного старателя. Зрелище было отвратительное. Но как ни хотелось Фрэнку сорвать с дочери маску, его останавливало воспоминание о Сроднике Благовесте. Когда Элейн попыталась прикоснуться к этой белой дряни во время их гонки по городу, Фрэнк рявкнул: «Не тронь!» – и она отдернула руку. Дважды он спросил, дышит ли Нана, и Элейн ответила что да, она видит, как это отвратительное белое вещество поднимается и опускается, словно мехи, но Фрэнка такой ответ не устроил. Он протянул правую руку и положил на грудь Наны, чтобы убедиться самому.

Он резко затормозил – из-под колес «аутбэка» полетела трава, – обежал автомобиль, подхватил Нану на руки, и они направились к крылу экстренной помощи. Элейн неслась впереди. Фрэнк почувствовал укол боли, увидев, что боковая молния ее слаксов расстегнута и видны розовые трусики. И это Элейн, которая всегда выглядела безупречно: аккуратная стрижка, идеальный макияж, одежда в тон.

Она остановилась так резко, что он едва не врезался в нее. Перед дверьми крыла экстренной помощи собралась огромная толпа. Элейн издала странный звук, напоминавший конское ржание и выражавший разочарование и злость.

– Мы никогда туда не попадем!

Фрэнк видел, что и вестибюль забит людьми. У него мелькнула дикая мысль: покупатели, ломящиеся в «Уолмарт» в «черную пятницу».

– Пошли в главный вестибюль, Элейн. Он больше. Мы сможем пройти через него.

Элейн ринулась в указанном направлении, едва не сбив его с ног. Фрэнк последовал за ней, тяжело дыша. Он был в хорошей форме, но Нана, похоже, весила больше восьмидесяти фунтов, записанных в ее медицинскую карту при последней диспансеризации. В главный вестибюль они тоже попасть не смогли. Перед дверью не было толпы, и у Фрэнка затеплилась надежда, но внутри было не протолкнуться.

– Дайте нам пройти! – крикнула Элейн, толкая в плечо приземистую, крепкую женщину в розовом домашнем платье. – Это наша дочь! На нашей дочери что-то выросло!

Женщина в розовом платье, казалось, просто повела массивным плечом, но этого хватило, чтобы отбросить Элейн.

– Ты не одна такая, сестричка, – сказала она, и Фрэнк заметил перед женщиной прогулочную коляску. Лица ребенка он не видел, да в этом и не было необходимости. Хватило вялых ножек и маленькой ступни в розовом носочке с надписью «Хэлло Китти».

Где-то впереди, за этой толпой людей, проревел мужской голос: