Спящие красавицы

Лайла вытащила из кармана футляр для контактных линз. В контейнере с буквой «Л» оставалась доза бодрящего порошка, но вопрос вернулся: какой смысл бороться? Сон все равно придет. Раз это неизбежно, чего тянуть? Как писал Шекспир: «…невинный сон, что нити развязывает у клубка забот»[42]. И по крайней мере, они с Клинтом достигли знаменитого катарсиса, о котором он всегда мечтал.

– Я была дурой, – призналась она салону патрульного автомобиля. – Но, Ваша честь, прошу принять во внимание недостаток сна.

Если все так, почему она не высказала свои претензии раньше? В сравнении с тем, что творилось сейчас в мире, ее демарш казался непростительно мелким. Постыдным.

– Хорошо, – кивнула она, – прошу принять во внимание страх, Ваша честь.

Но теперь она не боялась. Слишком вымоталась, чтобы бояться. Слишком вымоталась, чтобы испытывать хоть что-нибудь.

Лайла сняла микрофон с крючка. Ей показалось, что он тяжелее миссис Рэнсом. Ну не странно ли?

– Первый вызывает базу. Ты на месте, Линни?

– Я на месте. – Линни, похоже, опять нюхнула порошка. Она говорила весело, словно белка, сидящая на горке свежих желудей. Опять же, прошлой ночью она проспала восемь часов, вместо того чтобы, как Лайла, сначала съездить в Кофлин, расположенный в округе Макдоуэлл, а потом до рассвета бесцельно кружить по Триокружью, подозревая в измене мужа, который на самом деле хранил ей верность. Ах, но столь многие не хранили, и была ли это причина или только предлог? Где правда? Можно ли найти в Интернете статистику относительно супружеской части верности? Точная ли она?

Шеннон Паркс предложила Клинту переспать с ней, а он отказался. Вот каким он был верным.

Но… таким ему и полагалось быть. Разве дают медаль за то, что ты держишь слово и не увиливаешь от взятых на себя обязательств?

– Босс? Слышите меня?

– Я еще задержусь, Линни. Нужно кое-что сделать.

– Принято. А что такое?

На этот вопрос Лайла предпочла не отвечать.

– Клинт должен вернуться в тюрьму. Немного поспит и поедет. Позвони ему около восьми, хорошо? Убедись, что он встал, и попроси проверить миссис Рэнсом, когда будет выезжать. Напомни, что он должен позаботиться о ней. Он знает, о чем речь.

– Хорошо. Быть будильником – не по моей части, но я готова попробовать. Лайла, с вами все в…

– Конец связи.

Лайла повесила микрофон на место. На востоке чуть теплился пятничный рассвет. Начинался новый день. Похоже, дождливый, очень подходящий для тех, кто любит вздремнуть после обеда. На пассажирском сиденье лежали атрибуты ее профессии: фотоаппарат, планшет с зажимом, радар, стянутые резинкой пачки флаеров, книжка штрафных квитанций. Она взяла ее, оторвала верхнюю страницу, на обратной стороне поверху написала заглавными буквами имя мужа, а ниже: Положи меня, Платину, миссис Рэнсом и Молли в один из пустующих домов. Охраняй нас. Может, оттуда не возвращаются, но как знать? – Она остановилась, задумавшись (думать было тяжело), потом добавила: Люблю вас обоих. Нарисовала сердечко (банально, но что с того?) и расписалась. Взяла скрепку из маленького пластмассового контейнера, лежавшего в бардачке, и прикрепила записку к нагрудному карману. Когда она была маленькой девочкой, мать каждый понедельник прикрепляла так к ее рубашке заклеенный конверт с деньгами на питание в школе. Лайла этого не помнила, но мать ей рассказала.

Покончив с этим, она откинулась на сиденье и закрыла глаза. Сон обрушился на нее, как черный локомотив, мчавшийся с выключенным прожектором, и какое же это было облегчение. Блаженное облегчение.

Первые паутинки выросли из лица Лайлы и нежно погладили кожу.

Часть вторая Я посплю, когда умру

Не важно, если я немного устаю.

Поспать успею я, когда умру.

Уоррен Зивон