Клинт вспомнил тот Новый год. С блестящими от слез глазами Шен спросила его: «Правда, все хорошо, Клинт?» Гремела музыка. Воздух пропах сигаретным дымом и пивом. Ему пришлось наклониться к ее уху, чтобы она его услышала…
От сэндвича он сумел откусить лишь дважды. Запах был отличным, а вот желудок пищу принимать отказывался. Он извинился перед сыном.
– Дело не в еде.
– Да, – кивнул Джаред. – У меня с аппетитом тоже не очень. – Он ковырял сэндвич, который приготовил для себя.
Стеклянная дверь со свистом отъехала в сторону, и вошла Лайла с белым свертком на руках.
Убив мать, Дон Питерс плохо понимал, что делать дальше.
Нет, первый шаг сомнений не вызывал: прибраться. Но это оказалось не так-то просто, потому что Дон убил свою мать, приставив дуло ружья «ремингтон» к ее обтянутому паутиной лбу и нажав спусковой крючок. То есть воплотил свое решение в жизнь самоуверенно (а может, он имел в виду какое-то другое слово), но напачкал до чертиков. Пачкать у Дона всегда получалось лучше, чем прибираться. Мать частенько ему об этом говорила.
И да, напачкал он знатно! Кровь, мозги, клочки паутины выплеснулись на стену гигантским неровным кругом.
Вместо того чтобы убираться, Дон сидел на раскладном кресле и гадал, почему он вообще это сделал? Была ли мать виновата в том, что Джанетт Сорли крутила перед ним своим маленьким аппетитным задом, а потом настучала на него, хотя он всего лишь позволил ей погонять ему шкурку? Была ли? Или в том, что Джейнис Коутс выгнала его с работы? Или в том, что этот Норкросс, ханжа-мозгоправ, подло врезал ему? Нет, к этому его мать не имела ни малейшего отношения, однако Дон, приехав домой и обнаружив, что она спит, вытащил из пикапа ружье, вернулся в дом и вышиб ее видевшие сны мозги. При условии, что ее мозги видели сны. Но кто мог это знать?
Да, он потерял самообладание. Да, с ним поступили несправедливо. И все-таки, пусть Дону и не хотелось это признавать, даже потеря самообладания и несправедливость – не повод для убийства собственной матери. Слишком острая реакция.
Дон пил пиво и плакал. Ему не хотелось ни накладывать на себя руки, ни садиться в тюрьму.
Пиво немного успокоило его, и сидевшему на диване Дону Питерсу пришло в голову, что нет никакой необходимости прибираться. У полиции дел выше крыши. И то, с чем обычно не проскочишь, скажем, поджог, теперь, благодаря Авроре, вполне могло сойти с рук. Криминалистический анализ места преступления внезапно перестал быть важной задачей. И потом, всю эту работу на микроскопах-компьютерах выполняли бабы. По крайней мере, в телевизоре.
Он положил ворох газет на плиту, включил горелку. Когда газеты занялись, побрызгал жидкостью для розжига на портьеры и мебель, чтобы горело веселее.
Отъезжая от горящего дома, Дон осознал, что должен сделать кое-что еще. Эта часть была более сложной, чем поджог, но не менее важной: впервые в жизни Дону требовалось избавиться от слабины.
Если признать, что отношения Дона с женщинами иной раз не складывались, не имело смысла отрицать и другое: именно его отношения с матерью – в раннем возрасте – послужили причиной того, что он не мог найти подхода к женщинам. С этим согласился бы даже Норкросс. Она воспитывала его одна и, наверное, старалась изо всех сил, но что сделала его мать, чтобы подготовить единственного сына к встрече с такими, как Джанетт Сорли, Энджел Фицрой или Джейнис Коутс? Мать Дона готовила ему сэндвичи с жареным сыром и только для него пекла клубничные пироги в форме летающих тарелок. Она приносила ему имбирный эль и выхаживала его, когда он болел гриппом. В десять лет она смастерила ему костюм черного рыцаря из картона и фетровых завязок. Ему завидовал весь четвертый класс… чего там, вся школа!
Все это было прекрасно, но, возможно, мать была
Слишком великодушны!
Да!
Великодушие оказалось бомбой с часовым механизмом, которую мать заложила в него, и эта бомба взорвалась ей в лицо. Справедливость восторжествовала (невероятно жестокая справедливость, что верно, то верно), и хотя Дон мог с этим смириться, понравиться это ему не могло. Смерть – слишком суровое наказание за великодушие. Настоящими преступниками были такие, как Джейнис Коутс. Смерть не была бы слишком суровым наказанием для Джейнис Коутс. И вместо того чтобы усыпить ее таблетками, ему следовало дождаться шанса и задушить ее. Или перерезать ей горло и наблюдать, как она
– Я люблю тебя, мама, – сообщил он кабине пикапа. Словно проверял, не отрикошетят ли эти слова. Повторил еще пару раз. Потом добавил: – Я прощаю тебя, мама.
Дон Питерс понял, что не хочет оставаться один на один со своим голосом. Он звучал как-то… как-то неправильно.