Спи, крольчонок (СИ)

- Я не чувствую никакой магии Я не чу...

Тон меняется. Она закусывает губу. Прекрасное лицо ожесточается. Изящная ладонь с тонкими пальцами поднимает длинный жезл увенчанный черным алмазом, певучий, когда надо медовый, голос выкрикивает заклинания. Одно, другое.

Мы высшие.

В уже видную без всякого окуляра фигуру бьет искрящая изумрудной энергией молния. Бьет еще раз. Снова. За молнией, с бешенным шипением, устремляется идеальная, сверкающая как хрусталь, сфера.

Сфера взрывается, разлетается на колкие кусочки, каждый такой кусочек - я знаю - вспарывают броню, рассекает кости, мускулы, сухожилия.

Фигура. Сама Смерть и Смерть эта направляется к моей крепости, к моим людям. Выразить отрицание самому нашему существование. Отказать в жизни и того, что идет после.

Лес вдалеке бьется в агонии, в мгновения иссыхая, мумифицируясь в искореженные палки.

Фигура все ближе. Уже не идет, чуть плывет над землей, сокращает расстояния быстрее бега.

Еще одна молния. Еще одна хрустальна сфера.

Лучники!

Отдаю приказ. Не успеваю вздохнуть, как навстречу Смерти устремляются сверкающие жала стрел.

Устремляются, но не цели не достигают. Лопаются пеплом, бессильно обращаются в ничто.

Я снова оборачиваюсь к ней, прекрасной, презрительной, высокомерной.

Впрочем, уже нет.

Страх передался и ей, вызрел в панику.

Совершенное лицо, как треснувшую фарфоровую маску, перекашивает ужас. На светлом бархатистом платье начинает расходиться пятно, хотя она давно перестала быть - если и вовсе когда и была - мочащимся в исподнее молокососом,

Она бессвязно бормочет, жалко тычет пальцем во внутренний двор - и тогда я понимаю, что все кончено.

С ивы шелестящим шепотом осыпаются белые листья. Ива гибнет.

- Ты сказал, что отряд вырезал всех в деревне! - почти плачущая мольба за спиной обвиняет, упрашивает. - Ты сказал, что выродки низших преданы мечу и огню! Все, до единого! Ты ска...

Она не успевает договорить, я не успеваю ответить. Вой дозорного взвинчивается к небесам, ему вторят лучники.

Дозорный падает на колени, кожа лопается перезревшим плодом, из уже пустых глазниц сочится коричневый вонючий гной.

Я чувствую как сила, определению и понимания которой нет, вдавливает меня в камень, скручивает кишки в узел, сворачивает кровь в жилах.

Я умираю?

Нет. Таковой милости нам не видать.

Мы не умрем. Мы останемся тут навсегда. До конца времен, как велено. Кровью, потом, слезами, мочой пропитав все вокруг, мы останемся здесь, в бессрочном мучительном рабстве.

А она... Она уже не кричит.

Черный алмаз в навершие жезла разлетается на осколки.

Мы Высшие.

Мы прокляты.

Эскер выронил брошь, резко выпрямился, развернулся.

И увидел.

Дознаватель ошибался.

Одинокий призрак Селентии не блуждал в мучительной тоске по руинам. Скорее всего, его тут никогда и не было.

Но гарнизон оставался на посту.