Магнебод в ответ глухо рыкнул. Непобедимый рыцарь Туринской марки, который когда-то сам обучал его премудростям рыцарской науки, сейчас он сам был напряжен, как силовой вал под давлением. Слишком долгое время вынужден был провести в отвратительном ему бездействии, ожидая приказа, которого так и не последовало.
«Ну и кто должен подать сигнал к атаке? – гневно осведомился он. – Третий ангел?[51]»
Может, Магнебоду подчас недоставало такта, но тактическую обстановку он понимал в совершенстве. Шеренга иберийцев уже не представляла собой монолитную линию – раздробленная на отдельные звенья, она быстро таяла под натиском тяжеловесных рыцарских порядков Лотара. И хоть карта не передавала деталей боя, пряча их за неказистыми тактическими обозначениями, Гримберту казалось, что он ощущает хруст вминаемой в камень пехоты, разрозненный треск аркебуз и тяжелый гул стальной лавины.
«С каких пор тебя стала заботить судьба наемников, Магнебод? Туринская казна щедро оплатила их работу».
«И она, черт возьми, неплохо сэкономит – если ты, конечно, не платил им наперед! Еще минута – и твоих наемников превратят в кровавые тряпки на перевале!»
Гримберт позволил себе скупую улыбку, хоть и знал, что «Золотой Тур» едва ли сможет транслировать ее Магнебоду. Есть вещи, которые невозможно передать в радиодиапазоне.
«Я знаю. Это будет означать, что они хорошо выполнили свою работу».
Мало кто из живущих ныне рыцарей мог похвастать тем, будто видел замешательство Магнебода. Когда и в Битве Шутов его отряд оказался заблокирован в Вердонском ущелье беспорядочно отступающей пехотой, ему потребовалось не более минуты, чтобы отдать приказ наступать сквозь ее порядки. В этот раз он молчал ощутимо дольше.
«Я думал, ты хотел использовать иберийцев как заслон, – наконец произнес он. – Чтобы заставить войско Лотара прежде времени развернуться в боевые порядки и упредить в перестроении…»
«Нет, – мягко сказал Гримберт. – Я хотел, чтобы баронские рыцари прокатились по ним, вдавив в камень. Чтобы порядки Лотара рассыпались и смешались. Чтобы пехота отстала от рыцарей. Чтобы вскрылись артиллерийские позиции и резервы. Пусть давят чертовых наемников себе в удовольствие, пусть празднуют победу и ликуют. Я хочу, чтоб они вдоволь повеселились, прежде чем превращу этот жалкий подгулявший балаган, вообразивший себя армией, в размазанную по камню сукровицу! Накормлю добрым туринским железом эту чертову ярмарку уродов и…»
Он замолчал на некоторое время. Но отвлекла его не тактическая карта – к тому моменту на ней давно не происходило ничего заслуживающего внимания. Его отвлекла новая мысль.
«Что такое? Что такое, Гримберт?»
«Черт возьми, кажется, я знаю, под каким названием эта битва войдет в историю».
– …и вот когда от нас осталось едва десяток, мы услышали рев. Это был настоящий рев, мессир. И парень, уже готовый проткнуть меня своей проклятой пикой, вдруг заорал от страха и бросился наутек. И все другие тоже. Это были туринцы, мессир. У них были знамена, синие, как лазурь над самыми высокими горами, и золотой тур на них. Когда знамена трепетали на ветру, казалось, будто тур нетерпеливо бьет копытом, с трудом сдерживаясь перед атакой. Мы, иберийцы, хорошо разбираемся в быках. Грозное животное, мессир. Не самое мудрое, но отчаянное и страшное в бою… Это неслись в бой туринские рыцари. Все в броне, с раскаленными стволами, они врезались в мятежников так, что запах дерьма сделался ощутимее запаха пороха и крови. Вот это была битва! Они кромсали шеренги отступающей пехоты автоматическими пушками, топтали их, выжигали, как скверну… Мятежные бароны затрепетали, ощутив на себе ярость туринцев!
«Затрепетали, но не отступили, – подумал Гримберт, безо всякого смысла проверяя систему стабилизации доспеха, изношенную и несовершенную. – Они знали, на что идут, эти бароны. Они были цепными псами Лотара, а псы всегда идут за хозяином, не потому, что сознают правильность этого выбора, а потому, что никакого выбора у них нет. Лотар был их сеньором, и они слишком поздно поняли, во что он их втравил. Но даже тогда не отступили. Дрогнули, но не отступили. Наверно, среди них тоже много было старомодных дураков вроде Магнебода, привыкших уважать вассальные клятвы. Вот только орудия «Золотого Тура» не умели.
Гримберт вспомнил, как ликовал «Золотой Тур», громя боевые порядки мятежников. Как несколькими прицельными выстрелами главного калибра проломил зияющую прореху в строю вражеских рыцарей, обратив нескольких из них в беззвучно полыхающие громады искореженного жаром металла. Кто-то успел полоснуть «Тура» пучком лайтеров, но мгновением позже оказался разделан вдоль лобовой бронеплиты, как рыба, обнажая потроха, состоящие из влажной человеческой плоти, паутины силовых кабелей и дымящегося пластика.