Spero

– Рыцари прошли сквозь наши порядки, превратив литые стальные цепи в тлеющие обрывки тряпья. На близкой дистанции они расстреливали нас картечью и заливали огнесмесью из огнеметов. Или просто вминали в камень своими огромными ногами. На нас словно обрушились сами Альбы, мессир. Огромные горы шли вперед, сминая нас, горы из стали, сеющие вокруг себя огонь… И только потом до нас докатилась пехота. Обожженные, дымящиеся, истекающие кровью, мы поднялись навстречу вражеским щитам. Наш магнус-принцепс, придерживая одной рукой высыпающиеся из вспоротой кирасы потроха, другой вскинул жезл – и мы заорали, как одержимые: «Despierta, hierro!». По-иберийски это означает «Проснись, железо!». Такой вот у нас, у альмогаваров, был клич. И знаешь, что? Железо проснулось.

Голос Берхарда и сам звякнул, как металлический наконечник, ударяющий в щит.

– Мы сшиблись так, что я на несколько секунд оглох. Мы подняли протазаны на уровень груди и вошли в баронскую пехоту как мясницкий топор в подгнившую тушу. Первым же ударом я раскроил чей-то панцирь и вывернул себе под ноги его содержимое. Потом мне едва не свернули голову набок палицей. А сверху уже пылало, сгорая, небо – это ударили реактивные огнеметы…

Берхард рассказывал монотонно, глухо, но под конец не выдержал, преобразился. Его глаза горели в ночи, крылья носа трепетали. Охваченный сжигающей его изнутри страстью, он сделался так не похож на нелюдимого горного зверя, привычного Гримберту, что это могло испугать. Точно за грубыми искаженными чертами языческого идола впервые мелькнуло что-то человеческое. Живое. Впервые по-настоящему – живое.

«Проснись, железо»?

Гримберт мысленно усмехнулся. Иной раз забавно, до чего даже неказистая история, к тому же переданная неважным рассказчиком, может обрести дополнительные краски, стоит лишь взглянуть на нее под иным углом.

Черт возьми. А ты, пожалуй, не так прост, а, Берхард, старый ты хитрый мерзавец?..

– …третьему я раскроил голову шестопером, протазан мой уже был сломан. Четвертому раздробил лицо, проломив забрало. Кажется, был и пятый. Но шестой меня достал. Махнул вибрационным клинком – и снес мне руку под самое плечо, как сухую ветку. Не знаю, как я там на месте кровью не истек… Подхватил шестопер левой, заорал еще громче «Despierta, hierro!» – и дальше бросился. Ох и знатная же очередь в тот день к вратам Святого Петра выстроилась моими трудами, мессир…

Гримберт молча слушал, не перебивая старого альмогавара. Не потому, что был поглощен его рассказом – Берхард явно не отличался талантом рассказчика, – а потому, что сам вспоминал тот день.

День, когда сгорело небо над перевалом Ревелло.

* * *

«Золотой Тур» видел поле боя не так, как его увидел бы батальный живописец, он воспринимал картину в непривычных человеческому глазу цветах и формах. В ней даже была определенная красота, хоть красоту эту способен был оценить лишь глаз рыцаря. Закованная в сталь волна баронского воинства, тонкая шеренга выстроившихся на перевале наемников-альмогаваров, тлеющие искры еще не подавленных, но заранее обреченных орудий…

Убаюканный ласковым шелестом двойной порции морфия, Гримберт разглядывал эту картину с отстраненным интересом, как рассматривают тривиальное полотно, вышедшее из-под кисти ничего не обещающего художника. Он видел сотни таких – и многие, пожалуй, были лучше. Малая Корчевальня, Сукровица, Хоровод Трех Дубов – все эти баталии, сигнумы которых украсили броню «Золотого Тура», было приятно вспоминать. Зрелищные, исполненные жутковатой торжественности, они по крайней мере представляли собой любопытные тактические этюды, которые он не без элегантности решал. Это же…

«Чертова ярмарка, – подумал Гримберт, разглядывая тактические обозначения боевых единиц, смешавшиеся в единой круговерти. Точно крестьянские возы, сбившиеся в кучу. Бессмысленная толчея, в которой нет ни изящества, ни красоты. Да, в память об этой битве никто не станет сочинять песен, все обойдется сухой строчкой в церковном информатории…»

«Пора выступать, мессир! – Магнебод, жадно наблюдавший за тем, как смешиваются вдалеке две клокочущие стихии – альмогаварские наемники и боевые порядки мятежных баронов, с трудом сдерживал своего «Багряного Скитальца». – Самое время всадить меч Лотару под брюхо!»