Спасение царя Федора

– В его измене, – парировал Серегин, – есть и немалая вина твоего родича Семена Годунова, а следственно, и вина твоего отца, из родственных чувств выдвинувшего этого человека на один из важнейших государственных постов. Кроме того, я не предлагаю тебе простить воеводу. Свое настоящее прощение за грехи и преступления ему еще предстоит заработать, отражая вторжение польско-литовских интервентов, зачищая Дикое поле от ногайских и татарских кочевий и раздвигая мечом границы на запад, юг и восток. Ратных дел, в любом из которых он будет рисковать сложить голову, Петру Басманову предстоит немерено, так что еще неизвестно, насколько долгой будет после этого его жизнь. Самое главное – сделать так, чтобы его чувство вины за содеянную измену обострило его ответственность перед страной и ее государем, и заставило бы активнее истреблять внешних врагов и внутренние крамолы.

– Ладно, Сергей Сергеевич, – махнул рукой юный Федор, – я прощу этого человека, но помни, что предавший единожды предаст и снова, как только посчитает, что какое-то твое решение ущемляет его родовую честь, тако же, как изменяли государю Иоанну Васильевичу Грозному его дед и отец, за что и были казнены смертию по его приговору. Как бы тебе потом не пожалеть о своей доброте.

– Не все так однозначно, – отрицательно покачал головой Серегин, – я не вижу в этом человеке потенциала патологического предателя. Если его господин и начальник будет верен договоренностям, то сам он будет верен ему аки цепной пес. В противном случае он будет считать себя свободным от всех обязательств и не сочтет изменой переход на службу к новому господину. В твоем случае чувство вины возникло оттого, что со своим местническим спором он не обратился прямо к тебе, посчитав царя Федора, неразумным отроком, послушной марионеткой матери и дяди. Понятно?!

– Понятно, – кивнул Федор и посмотрел на стоящую рядом княжну Ефросинью, – так это, получается, я сам во всем виноват?

– Ты или не ты, это уже неважно. Ладно, проехали, потом объясню, – вздохнул Серегин и добавил, – время уже позднее, а мы понапрасну теряем время на пустые разговоры. Птица, давай, выводи клиента из транса.

Я совершенно по-серегински пожала плечами и мысленно щелкнула пальцами, отдавая команду на пробуждение пациента. По счастью, это была не полноценная кататония, когда клиента не добудишься даже из пушки, а только легкая форма оцепенения. Я даже не исключаю, что, баюкая свое уязвленное Эго, он между делом краем уха слушал и наши разговоры. Для себя я решила, что в тот момент, когда Петр Басманов полностью раскроется (что было неизбежно при виде самозванца, которого он считал мертвым), я со всей решительностью войду в средоточие его сознания и буду исправлять ситуацию изнутри, в то время как Сергей Сергеевич, будет работать с ним снаружи.

Так и получилось. Басманов заворочался, как это бывает при обычном пробуждении, потом, приоткрыв один глаз, осмотрелся вокруг, дабы убедиться, что ему не угрожает никакая опасность. После чего, увидев экс-самозванца и царевича Федора в одной компании с Серегиным и мной, с ошарашенным видом сел на кушетке, опустив босые ноги на пол и переводя непонимающий взгляд с одного на другого.

– Г-государь?! – растерянно произнес он, тряся всклоченной черной бородой. – В-вы ж-живы?!

Что самое интересное – оба присутствующих персонажа могли бы принять этого «государя» на свой счет, как и вторую половину фразы. Обоим Басманов приносил клятву верности и обоих считал мертвыми.

Но мне пора было действовать. Решительным рывком я ввинтилась в эти широко распахнутые черные глаза и, не успев даже выкрикнуть «мама», с диким криком провалилась на дно какой-то черной ямы. Ну вот – спешка без ловли блох всегда приводит к неприятностям, проверено. Но где это я? Не могу понять, кругом сплошная темнота. И, как назло, у меня с собой ни фонарика, ни зажигалки, ни даже спичек, чиркая которыми можно осветить себе путь в темноте. Пошарив вокруг, я нащупала какой-то столб… Или не столб, а древесный ствол, уж больно неровной и морщинистой была его поверхность.

Еще немного потыкавшись по сторонам, я установила, что нахожусь в лесу – из земли часто торчали стволы деревьев, и, скорее всего это был так называемый «темный лес», то есть такое состояние сознания русского человека, когда он абсолютно ничего не понимает в происходящем. И что мне теперь делать среди деревьев в этом сплошном мраке – садиться на землю и кричать: «Ау!»? А вот нет. Я же маг Разума и богиня. Ну, почти богиня, люди меня так называют, а сама я пока ничего такого не чувствую. Всех женщин и подростков из разгромленного тевтонами селения я либо оставила Кибеле в мире Подвалов, либо передала Небесному Отцу в момент их крещения; и сейчас со мной только мои гаврики и приравненные к ним лица. Но все равно у меня есть Сила, я могу даровать Прощение малым и сирым, а значит, сидеть в полной темноте и плакать мне просто неприлично…