Головко молчал, и Венгеров, видимо не зная, как сформулировать свой вопрос, потер переносицу кончиками пальцев.
— Признайтесь, Семен Павлович, вы же не просто так завели тот разговор о мобильнике?
«Вот оно как! — удивился Головко. — Не ждали, не гадали, а они раз — и сами приехали».
Однако и раскрываться перед Венгеровым раньше времени не очень-то хотелось.
— А с чего бы это вдруг вы заострили на этом свое внимание?
Венгеров невнятно пожал плечами.
— Видите ли, меня в тот день просто удивил ваш вопрос относительно моего мобильного телефона, а тут еще не совсем понятные и, я бы сказал, несколько странные обстоятельства, при которых он был потерян…
Это уже становилось более чем интересно и Головко, моля Бога, чтобы похоронный кортеж хоть на немного задержался в дороге, предложил:
— Если вы не против, прогуляемся немного?
Со стороны, видимо, они были похожи на добрых знакомых, которые не виделись бог знает сколько времени и теперь решили поболтать немного, остановившись у могилы с красивым, из черного гранита памятником в изголовье.
ЛЮБИМОЙ ДОЧЕРИ ОТ РОДИТЕЛЕЙ
Большие, выбитые по граниту буквы и цветная фотография двадцатилетней красавицы, на лице которой застыла скорбная улыбка Монны Лизы.
— Господи, до чего же коротка жизнь! — вздохнул Венгеров, всматриваясь в лицо девушки. — Казалось бы, жить ей да жить, а она вот…
Зябко, будто его пробил озноб, передернул плечами и так же грустно добавил:
— Вот и Державин… Жить бы мужику да жить, а он возьми и…
— Ну, случай с Державиным, положим, особый, — напомнил Головко. — Как говорится, от этого никто не застрахован, да и вы хотели припомнить что-то.
— Да, да, — с несвойственной ему суетливостью заторопился Венгеров. — Но я, право, не знаю, с чего и начать. Так, сплошные ощущения непонятной невысказанности. Не поверите, но осадок на сердце такой, будто виноват перед вами в чем-то.
Уже не скрывая своих собственных «ощущений», Головко в упор рассматривал Венгерова. Работает на дурака, пытаясь увести следствие в сторону, или действительно ни в чем не виновен и потрясен убийством Державина?
— Насколько я догадываюсь, вы и меня тоже подозреваете в причастности к его смерти, — кисло улыбнувшись, произнес Венгеров. — Только не говорите «нет». Умоляю! Я же не последний идиот в этом мире и пока еще в состоянии отличить белое от черного. А когда вернулся домой после нашей с вами беседы и уже в более спокойной обстановке пораскинул мозгами…
— И что?
— Вот тогда-то, проанализировав все ваши вопросы, на меня и навеяло относительно утерянного мобильника. Хотя, признаться, поначалу я действительно думал, что забыл его где-нибудь, когда достал из кармана, или же просто выронил его в том же туалете и даже не заметил этого.
— И вы?..
— Стал ломать голову над тем, где и в какой момент мог бы потерять его.
Головко хотел уж было сказать: «А вот с этого момента давайте поподробнее», — но на аллею уже выплыл похоронный кортеж, и ничего не оставалось делать, как развести руками.
— Надо же как некстати!
— Это уж точно, — скорбной улыбкой подтвердил Венгеров. — И смерть Державина некстати, и то, что не удалось договорить.
И вновь Головко с откровенно изучающим взглядом покосился на владельца Центра искусств «Галатея».
— Но вы не против, надеюсь, если мы вернемся к нашей беседе?
— Господи, да о чем вы! Я же сам напросился.
— Может, после похорон? К тому же и погода располагает немного прогуляться.
Венгеров отрицательно качнул головой.
— После похорон не получится. Вчера вечером звонила Злата, приглашен на поминки.
— Злата?.. А вы что, настолько близко с ней знакомы?
— Ну-у, я бы не сказал, чтобы очень уж близко, — пожал плечами Венгеров, — пожалуй, более близко я был дружен с ее матерью и отцом. Я имею в виду Игоря Мансурова, — дипломатично откашлявшись, уточнил он. — И когда их протаранил тот самосвал на дороге… В общем-то, я и Ольгу Викентьевну из больницы в больницу перетаскивал, чтобы надлежащих врачей найти, да и самого Мансурова, считайте, я хоронил. Место на кладбище и всё, что с этим связано.
Венгеров замолчал и с виноватой улыбкой на лице развел руками. Мол, такова жизнь, дорогой мой господин-товарищ следователь. Сначала мой друг и постоянный консультант Игорь Мансуров, а теперь вот Игорь Мстиславович Державин, наместник Бога на этом свете по экспертизе икон и русской живописи, и, как оказалось, отец Златы. Что, в общем-то, не удивительно.
Головко слушал Венгерова, и в его голове роилось не менее дюжины вопросов. Но главное — мог ли этот человек, друживший с семьей Мансуровых и настолько уважительно, едва ли не благоговейно относившийся к эксперту Державину, в силу каких-то обстоятельств решиться на его устранение? Впрочем, всё это требовало более тщательной проработки, возможно, оперативной разработки известного мецената и владельца Центра искусств «Галатея» Венгерова, что уже было чревато своими последствиями, и единственное, о чем попросил его Головко, так это о том, чтобы Венгеров представил его Злате.