Спас на крови

Из-под опущенных век он видел, как Адыгов бросил на него стремительный взгляд, в его руке блеснуло нечто похожее на авторучку с жалом, и он рывком сорвал одеяло. Семен увидел, как над его шеей зависла рука Адыгова, и он, резко вскинувшись, ударил его головой в подбородок, одновременно фиксируя руку Адыгова. Второй удар, кулаком в лицо, выбросил Адыгова на середину палаты, и в этот момент Семен едва не распрощался с жизнью, запутавшись в простыне.

Однако нападавший оказался гораздо проворней, нежели можно было предполагать. И пока Семен поднимался с пола, вывалившись из кровати, Адыгов успел выхватить из-под ветровки пистолет с накрученным глушителем и дважды нажал спусковой крючок…

Отброшенный на кровать, Семен, словно в тумане, увидел, как к нему, целясь в голову, приближается Адыгов, и в этот момент в палату ворвались спецназовцы Маланина…

Всё дальнейшее происходило, как в вязком, молочного цвета тумане, и единственное, на чем зафиксировалось сознание Семена, пока он стаскивал с себя бронежилет, так это окровавленный Адыгов да озверевший Маланин, ткнувший в его ноздрю ствол пистолета.

— Сука! Быстро! — яростным шепотом кричал Маланин. — Кто?! Кто заказчик? Или я тебя сейчас, с-с-сука…

Выстрел холостым заставил Адыгова конвульсивно дернуться, и он, видимо еще не осознав до конца, что же такое могло произойти с ним, выдавил из себя: — Неручев…

Глава 33

Это был первый день после его выписки из Склифа. Надо было подготовиться к первому допросу Игната Петровича Неручева, и Головко, обложившись протоколами допросов братьев Дремовых, Костырко и Самсонова, Адыгова и всех тех, кого он успел сдать, анализировал всё то, что удалось выбить во время задержания, как вдруг тишину кабинета нарушил телефонный звонок.

— Семен? Живой и здоровый? Стогов у аппарата. — Из него перла такая эйфория, что Семен просто не мог не подколоть его:

— Что, майора дали? Мог бы и пригласить на обмыв.

— За этим не заржавеет. А сейчас… у тебя факс работает?

— Ну!

— Тогда присядь на стул, а то ведь и упасть можешь. Короче! Пришел ответ на запрос в архив относительно Луки Ушакова.

— И?..

— Лучше будет, если прочтешь своими глазами.

«Совершенно секретно!

К исполнению Компанцу А.М.

Во исполнение приказа по ОГПУ обеспечить гражданина Ушакова Луку Михеевича всем необходимым для работы по заданию государственной важности. Список прилагается. В трехдневный срок освободить в районе Арбата пригодный под жилье особняк и оборудовать его под иконописную мастерскую. Поставить Ушакова Л.М. на довольствие обозначенной категории, обеспечивая всеми продуктами.

В целях исключения утечки информации, поселить в этом же особняке, выделив отдельную комнату, проверенного сотрудника ОГПУ. Заместитель Председателя ОГПУ Ягода Г.Г.

Приложение к приказу по ОГПУ 127/31

Неручев Петр Иванович, 1908 года рождения, русский.

Член ВКП\б\ с 1925 года. Сотрудник ОГПУ с 1925 года.

За время работы в ОГПУ проявил себя инициативным, преданным делу партии чекистом. Политически грамотен, способен принять правильное решение в самой острой ситуации. РЕКОМЕНДОВАН в распоряжение Компанца А.М.»

Головко верил и не верил своим глазам. Когда же наконец до него дошел смысл секретного приказа по ОГПУ, он поднял телефонную трубку и не совсем уверенно произнес:

— Слушай, Стогов, так что же… выходит, этот самый Неручев, который был приставлен к Ушакову, и бывший чиновник отдела культуры ЦК КПСС, он же владелец художественной галереи «Рампа»…

— Да! И еще раз — да! — уже майорским баском громыхнул в трубку Стогов. — Отец и сын! Врубаешься?

Головко «врубался».

Судя по раскладу, почетный чекист Петр Иванович Неручев, даже несмотря на то, что был преданным делу партии коммунистом, в какой-то момент рассказал своему сынку о том сверхсекретном задании государственной важности, из которого он вполне благополучно вышел, а также рассказал и о том видении Луке Ушакову, когда тот уже отчаялся написать Спаса Вседержителя, и если взять за отправную точку тот факт, что все последующие годы Лука Михеевич Ушаков поддерживал дружеские отношения со своим напарником по «арбатскому затворничеству», то почему бы не предположить, что…

Впрочем, далее шли сплошные предположения, однако неопровержимым фактом оставалось главное. Настойчивость Неручева по изъятию наследованных Ефремом Ушаковым икон, возможно, шантаж и попытка повлиять на его психику с помощью голографической установки, но когда все это не прошло — убийство Ефрема, ограбление и поджог дома, дабы скрыть следы преступления.

Теперь Головко знал, с чего он начнет допрос…