Совсем как ты

– Она частенько меня задерживала после уроков, чтобы всучить книги. С ее подачи я прочла «Черного» Ричарда Райта. И «Цвет пурпурный»[8]. Мне тогда лет четырнадцать было. Далее по списку шли «Все рушится»[9], «Иди, вещай с горы»[10], «Их глаза видели бога»[11]. А потом, сказав, что это ее любимый роман, она подсунула мне «Джуда Незаметного».

– Впечатляет.

– И самое странное: я даже видела в этом какую-то логику. Ну в контексте всего прочего. Везде повествуется о чужаках, о бедности, о классовых различиях и так далее.

– Не педагог, а прямо-таки светило. А где ты училась?

– В Эдмонтоне. В школе Святого Томаса Бекета.

– Человек, который заставит учеников эдмонтонской школы читать Гарди, должен стать министром образования.

– Ага. Только я бы не говорила об учениках во множественном числе. У меня у самой были те еще странности.

И Ханна снова развернулась к окну.

– Но видишь ли, я, вообще-то, ничего не спрашивала. О Джозефе. А ты спросила про Гарди, поэтому я ответила.

– Верное наблюдение. И что ты хочешь узнать?

– Понятия не имею. Ничего. Расскажи хоть что-нибудь.

– Ну-у-у. Все хорошо, что хорошо кончается, как ни крути. И я очень рада, что теперь у него есть девушка, которая ему больше подходит.

– Загвоздка в том, что я ему тоже не очень-то подхожу. Или он мне.

– Есть такое. Это трудно не заметить.

– Бедный Джозеф. Никому он не подходит.

Люси рассмеялась. Но Ханне она хотела сказать, что та не совсем права.

– Мы с Джозефом… Не то чтобы во многом сходимся… – продолжала Ханна. – Но мы провели вместе замечательное лето.

Для нее, похоже, эта тема себя исчерпала, поэтому Люси переключилась на старое.

– А другие викторианцы тебе нравятся? Кроме Гарди? Кстати, знаешь, что в биографии Гарди, на мой взгляд, самое примечательное? Два момента. Во-первых, его захоронили в двух местах. Сердце покоится на одном из здешних кладбищ. А остальной прах – в Вестминстерском аббатстве.

– Ничего себе.

– Представляешь? И ведь это не когда-нибудь случилось, а уже в двадцатом веке. А во-вторых, на премьеру экранизации одного из своих романов он прикатил на собственном автомобиле, за рулем[12].

– Быть того не может.

– А вот.

Оставшуюся часть пути они провели за вялым обсуждением сюжетных перипетий, персонажей, отдельных сцен.

Они осмотрели особняк, не почувствовав, чтобы мебель темного дерева источала какую-то особую магию; в сувенирном киоске прикупили пару открыток; навестили могилу собаки по кличке Уэссекс. На выходе им встретилась пожилая дама, закутанная в куртку с капюшоном, поверх которой болтался бейдж с логотипом Евросоюза; она исподволь глянула на Ханну и остановилась:

– Прошу прощения.

– Здравствуйте, – откликнулась Ханна. – Симпатичный у вас бейджик.

– Ой. Благодарю. Надежды последних идиотов! Но речь не об этом. Позвольте, я просто скажу: чудесно, что вы нас посетили.

– Не поняла?

– По-моему, это замечательно.

– Что ж. Спасибо.

Дама перевела взгляд на Люси:

– А вы молодец.

Кивнув, она удалилась. Люси смотрела ей вслед.

– Что за фигня? – возмутилась Люси.

Ханна пожала плечами.

– В былые времена ей бы, пожалуй, ничего не стоило так же задержать меня, нашептав, что она не желает видеть здесь таких, как я, – сказала она. – Ну, ты понимаешь.

По дороге домой Ханна расспросила Люси о ее замужестве и узнала о печальной судьбе Пола.

– А если он сумеет завязать?..

– Может, лет через двадцать.

– И через двадцать лет ты сможешь с ним воссоединиться?

– Примерно столько времени мне понадобится, чтобы в него поверить. В любом случае это перегорело. Он уничтожил все на корню.

– Но ведь в этом состоянии он за себя не отвечает.

– Да знаю я. Тем не менее обличье у него только одно. Поэтому все бесполезно. Человек, за которого я вышла замуж, и человек, который стал алкашом и наркоманом, – одно и то же лицо. Я больше ничего к нему не испытываю, так что пусть радуется даже этому «ничему».

– А что у вас с Майклом?

– Ох. Ну это…

Их отношения ограничивались дружбой, но Майкл, казалось, в упор этого не замечал. Вероятно, упреки в таких случаях неуместны; вероятно, его угол зрения частично искажал происходящее, отчего их дружеские отношения только страдали. Среди ее друзей не осталось тех, кто спит и видит, чтобы их приятельство вышло на новую ступень и обернулось постелью. Когда-то такие были, но время все расставило по местам. А отношения с Майклом складывались до того деликатно и осторожно, что она даже не могла себе представить, какой силы должен быть взрыв или прорыв, чтобы дело дошло до секса.

– Сложный вопрос? – уточнила Ханна.

– Нет. Не совсем. Он очень мил, мне нравится.

– Уже неплохо; или как?

– Ну да. Конечно.

– И…

– Нет никакого «и». Я все сказала. Где ты только нахваталась этих «и»?

– Он, по крайней мере, не такой уж плохой вариант.

– Да я не спорю. Бывали у меня и похуже. Но ты, моя дорогая, оглянуться не успеешь, как тебе стукнет сорок. И ты сто раз подумаешь, стоит ли из двух зол выбирать хоть какое-то.