Совсем как ты

– А на другом полюсе – Кэмерон и Джордж Осборн.

– Знаю. Тоже радости мало, но все-таки получше.

– Я проголосую за то, чтобы остаться, и надеюсь, что нам никогда больше не придется это обсуждать.

– Так поэтому Дэвид – боров? Из-за референдума?

– Нет.

Люси подняла на нее взгляд, но никакого описания свинского поведения не услышала.

– Ну ладно.

– Подними мне настроение. Ты на свидания ходила?

Люси пожала плечами, кивнула в сторону стоящих перед ними людей, скривилась и молча дала понять, что не желает говорить на эту тему в присутствии посторонних.

– Ага. Значит, есть предмет для обсуждения. И я хочу это обсудить. По кофейку, когда закупимся? Или чего покрепче? Время ланча. Имеем право.

– Мне надо будет спешить домой – готовить мальчишкам обед.

– Тогда давай куда-нибудь сходим. На неделе. Сможешь вызвать няню на пару часиков?

Что ж, это было решением одной проблемы, хотя и создавало другую: как вынести общение с Эммой в течение двух часов?

– О-о, – пропела Эмма, когда они приблизились ко входу. – Там мой дружок.

Джозеф увидел Люси и с улыбкой пошевелил пальцами в их направлении. Взгляд его, почувствовала Люси, был совершенно недвусмысленным. Она улыбнулась ему в ответ со всем небрежным равнодушием, какое только удалось изобразить, но ей казалось, что любой визуальный контакт между любовниками обречен выдать их тайну всем и каждому в радиусе пятидесяти ярдов.

– Ух ты! – воскликнула Эмма.

– Что?

– Как на тебя Джо посмотрел.

– По-моему, на нас обеих.

– Если бы. Ты знаешь причину, да?

– Нет. Даже не догадываюсь.

– Ферономы. Правильно я говорю? Вроде так. Мужчина всегда пронюхает, если женщина состоит в отношениях. От этого ее привлекательность только возрастает.

– Я же душ принимаю.

– При чем тут душ? Ты выделяешь эти вещества постоянно. А глядя на меня, он чует, что в моей жизни ничего такого не происходит.

– Казалось бы, витрина из зеркального стекла и горы мяса должны слегка перебивать сигнал.

– Не-а. Пронзает все преграды, как нож.

– Его зовут Джозеф. А не Джо. – Люси не смолчала.

– Я называю его Джо.

– Это неправильно.

– Откуда такая уверенность?

– Он приходит сидеть с моими мальчишками.

– Спроси, не заинтересует ли его блондинка тридцати девяти лет, готовая ради него на все.

– Сама спроси. И тебе не тридцать девять.

– Когда он распластается на мне без сил, я ему откроюсь. Он будет поражен.

– Пожалуйста, прекрати эти разговоры.

– С какой стати? Уж и приколоться нельзя?

– Ты же хочешь, чтобы я спросила, не займется ли он с тобой сексом.

– Это тоже было бы прикольно.

Как обычно, вся очередь балдела от их разговора, Люси это видела. Стоявшие в очереди супружеские пары исподволь переглядывались, а один мужчина, видимо уловивший нечто между песнями, – даже снял наушники. Кто не захочет послушать, как дуркует Эмма?

– Почему ты его защищаешь?

– И не думаю.

– Тогда почему не даешь мне о нем говорить?

Они дошли до начала очереди.

– Входи, Эмма, – сказала Люси.

– О-о, – вновь протянула Эмма. – Захожу. Джо как раз отсчитывает сдачу. У меня появился реальный шанс.

Люси разнервничалась и почувствовала легкую тошноту.

Отчасти в ней заговорил откровенный собственнический инстинкт, но было и что-то еще: жуткий, искаженный, зеркальный образ отношений с Джозефом, который выставляла напоказ Эмма. Неужели не только Эмма, но и она сама такова? Ненасытная, неприкаянная, немолодая женщина, у которой нет морального права путаться с парнем настолько моложе себя? И не связано ли это ощущение с цветом кожи Джозефа? Она не могла дать однозначного ответа, но что-то чувствовала нутром. Пускала бы Эмма слюни, окажись перед ней эффектный белый юноша, студент Кембриджа? Вероятно, да. У нее был такой горестный, тоскливый вид, словно она готова уцепиться за любого. Значит, хотя бы по этому пункту обвинения Эмма заслуживала оправдания. Люси задумалась: может ли она сама претендовать на такую безгрешность? Не притягивает ли ее к Джозефу нечто связанное с его расой? О черт. Как видно, он будет без конца подкидывать ей пищу для размышлений, заставлять думать, передумывать, мучиться сомнениями и заниматься самобичеванием, покуда длится их связь.

Первой смекнула, что к чему, мать Джозефа и высказалась вслух, когда вместе с ними за столом сидела Грейс.

Мама подала им с сестрой куриное рагу, и Джозеф хотел спокойно поесть. Он проголодался и вообще обожал это блюдо, которое по какой-то причине готовилось только к приходу Грейс, нечасто радовавшей их своим появлением.

– Что там с той девушкой? – полюбопытствовала Грейс.

– С какой девушкой?

– Я думала, ты с кем-то познакомился?

– С чего ты взяла?

– Ты же прислал мне эсэмэску.

– Хм.

Зачем, спрашивается? Ей-то какое дело?

– Да-а. Ну. Ничего не вышло.

– У него есть занятия поважнее, – вставила мать.

Джозеф медленно холодел.

– Вот как, – сказала Грейс. – Давай выкладывай все сплетни.

– Какие еще сплетни?

Грейс уже три года жила со своим бойфрендом. Ни один из них ни разу не посмотрел на сторону. Дело шло к свадьбе. Сестра была сама не своя до сплетен.

– Известно какие, – продолжила его мать.

Грейс подняла на него взгляд.

– Давай колись, – поторопила мать.

– О чем ты, мам?