Совершенный изьян

— Точно были.

Они сели за столик у окна. Света едва хватало на то, чтобы лицо Кати не тонуло во мраке. Улица в окне казалась синей — возможно, из-за особого стекла, — как после фильтра цветокоррекции.

Катя подтянула на скамейку ноги и обняла себя за колени.

— Здесь ведь самообслуживание? — спросил Пётр. — Я принесу чего-нибудь. Коктейль?

Катя молча смотрела в синее окно.

— Эй! — Пётр коснулся её плеча. — Чего пить-то будешь? Какой коктейль?

Катя несколько раз моргнула.

— Нет, не надо коктейль. Принеси водку.

— Водку? — хмыкнул Пётр. — С водой?

— Без воды. Просто водку.

— Как хочешь…

Две водки. Ленивый кивок головой.

Бармен обслуживал Петра медленно и неохотно, не отрывая глаз от брызжущего цветами пинга.

— Включить вам свет? — спросил он, убирая бутылку.

Пётр быстро взглянул на оставленный столик.

— Нет, света не надо.

Катя ждала его, разглядывая выключенный ночник.

— Возьми! — Пётр протянул ей стакан.

Она пригубила, поморщилась, точно сдерживая тошноту, но тут же выпила опять, резко, на выдохе, и закашлялась.

— Китайская, — сказал Пётр.

— Сойдёт.

Пётр залпом осушил свой стакан и присел за стол.

— Сколько там осталось? — спросила Катя.

— До отключения?

— Ага.

— А у тебя разве нет…?

— Я всё вырубила на фиг!

— Вырубила, но хочешь знать?

Катя не ответила. Пётр вытащил из кармана пинг.

— Чуть больше получаса. Скоро.

Во рту после водки стояла густая горечь.

— Скоро, — повторила Катя.

— Нас, наверное, выгонят отсюда ещё до двенадцати. Как и в прошлый раз.

— А мы не уйдём! — Катя замотала головой. — Не уйдём, пока…

— Хорошо, — согласился Пётр. — Не уйдём.

Катя повернулась к насквозь синему окну. Кто-то прошёл по улице. По лицу Кати скользнули тени.

— А что случилось с кристаллом? — спросила она. — Он ведь ещё у тебя?

— Я его уничтожил.

Катя кивнула.

— Полчаса.

Она судорожно выдохнула и отпила из стакана.

— Почему тебя это так пугает?

— Не знаю. Ты прав, конечно, ничего такого. Пару часов всего. Надо напиться. Напиться и пойти спать.

Катя прикончила оставшуюся водку, не поморщившись, и покрутила в руке стакан.

— Принести ещё?

— Ага.

На сей раз бармен даже не посмотрел на Петра, а молча, не отлипая от пинга, достал бутылку.

— Может, по двойной? А то мы скоро закрываемся. Не успеешь.

— Не успею чего?

Бармен вместо ответа уставился на него остекленевшими глазами.

— По двойной не нужно.

— Тогда закругляйтесь там. Мы скоро закрываемся.

Пётр вернулся к столику, поставил перед Катей стакан, но она продолжала отрешённо смотреть в окно.

— Чего ты там ищешь-то? — спросил Пётр.

— Ничего. Совсем ничего. Просто сейчас…

Катя не договорила и взяла стакан, как кружку, обняв его ладонями. Она словно пыталась согреть руки о холодное стекло.

— Мне кажется, я вообще первый раз в жизни пью водку. Чистую водку и…

— И такую мерзкую? — улыбнулся Пётр.

— Меня трясёт, — прошептала Катя. Губы у неё были синими, как у утопленницы. — Почему меня так трясёт?

— Успокойся. — Пётр старался говорить мягко и уверенно, но его голос тоже дрожал. — Не надо себя накручивать. Просто…

— Просто что?

Пётр не ответил. Катя поднесла стакан ко рту, но не выпила и тихо поставила стакан обратно на стол.

— Сколько осталось?

Пётр полез за пингом.

— Двадцать шесть минут.

— Такое чувство… Как предчувствие, понимаешь? Что-то произойдёт. Что-то точно произойдёт.

Катя посмотрела на Петра, но тут же отвернулась, спрятала глаза.

— Ничего не произойдёт.

— Что-то всегда происходит.

Катя вздохнула. Схватила было стакан, но опять не выпила, а замерла, наморщив нос.

— Допивать необязательно.

— Но я хочу! — Катя помочила в стакане губы. — Какая же это гадость всё-таки!

— Обычная китайская водка.

Катя снова подняла на скамейку ноги и уткнулась подбородком в колени.

— Я не помнила ничего, — заговорила она после долгого молчания. — Не уверена, что и сейчас помню. Всё как-то… — Катя прикрыла глаза. — Знаешь, это как чужие воспоминания.

— Чужие воспоминания?

— Да. Это не так просто объяснить. Как будто не я это. Вернее, не совсем я.

— А чего ты помнишь?

— Мы были там, я и Лиза. Кажется, я сама её уговорила. Не помню даже, зачем. На квест этот, как ты говоришь. Поначалу всё ровно было. Нам весело было. Но пото́м… Мне вдруг стало плохо в одной дыре.

Катя поёжилась.

— Или нет… — Она качнула головой. — Может, это ей стало плохо. Я точно не помню. Всё так странно вспоминается.

— Ты не торопись.

— Не торопись, ага. Только вот время… — Катя затихла на секунду и сказала бледным голосом: — Время кончается.

У Петра похолодели руки.

— Сколько там, кстати, осталось?

— Сейчас… — Пётр сверился с пингом. — Двадцать три минуты.

— Уже скоро.

— Ничего не произойдёт.

Катя вздохнула.

— Я вспомнила, как Лиза соскоблила со стены тот иероглиф.

— В подвале?

— Ага. Она подобрала какую-то железяку. Я говорила — не надо. Но она так тщательно пыталась соскоблить его со стены. Она говорила — это плохая дыра, плохая дыра.

— Плохая дыра?

— Да. Я помню, она как-то рассказывала… Не уверена, правда, что она именно это имела тогда в виду. Она говорила о дырах, из которых ты не можешь выйти, которые никак тебя не отпускают.

— Как у тебя было в той квартире?