Совершенный изьян

Она стояла к Петру спиной, отвернувшись от него, как Катя в такси. И так же, как Катя, притворялась, что рассматривает накрывшую город темноту.

— Синдзу! — позвал Пётр и вдруг понял, что совершенно не понимает, зачем вообще её вызвал.

Умершие должны наконец найти покой, пусть даже они и украли чужие лица.

— Синдзу, — повторил Пётр, — среди отражений не видно лиц.

Она повернулась.

— Лиц не видно, — кивнула Синдзу. — Никогда не видно лиц.

— Я вот думаю, — поморщился Пётр, — может, ты и не глючишь вовсе, может, ты просто сошла с ума вслед за своей хозяйкой, своей Пан-Йон.

По лицу Синдзу прошла рябь, как по воде.

— Да! — выкрикнула она, и глаза её заблестели. — Здравствуй, Пан-Йон! Я давно не видела тебя. Почему ты так долго не приходила?

Пётр закурил.

— Нет, ты опять что-то путаешь. Путаешь лица. — Пётр усмехнулся. — Я — не Пан-Йон, твоя Пан-Йон мертва. Мертва, понимаешь?

Синдзу хмыкнула и пожала плечами. Пётр машинально схватил стакан с кипятком, как будто в нём была налита раздирающая глотку водка, но тут же отдёрнул руку.

Он выругался и подул на пальцы. Синдзу смотрела в окно.

— Ты так похожа на неё и не похожа в то же время. Ты как идеальная копия, как… — Пётр затянулся, прижав сигарету к губам дрожащими пальцами, — как отражение.

— Здравствуй, Пан-Йон! — повторила, точно заведённая, Синдзу. — Я давно не видела тебя. Почему ты так долго не приходила?

— Кристалл, наверное, и правда потихоньку разрушается, — вздохнул Пётр. — Переписать его нельзя. Говорят, это чудо, что ты ещё восстаёшь из мёртвых. И при этом ни хера не знаешь о смерти.

Он рассмеялся — надрывно и нервно, — но Синдзу стояла, не двигаясь, и смотрела в окно. В котором, как внезапно заметил Пётр, уже не было её отражения.

Смех перешёл в кашель. Пётр потушил в стакане с кристаллом недокуренную сигарету и согнулся на стуле, обхватив себя за плечи.

— В этом нет смысла, — неожиданно сказала Синдзу. — Нет смысла искать там, где невозможно ничего найти. Ты лишь тратишь время, которое кончается, кончается, кончается…

Пётр прокашлялся и вытер губы рукавом.

— Кончается, кончается, кончается…

Синдзу полоумно покачивала головой.

— Прекрати, — сказал Пётр.

— Кончается, кончается… — повторяла Синдзу.

— Прекрати! — закричал Пётр и ударил кулаком по стулу.

Стакан с кристаллом задрожал. Синдзу замолкла на полуслове — и застыла, уставившись в чёрное окно.

— Всё это и правда не имеет ни малейшего смысла, — пробормотал Пётр, закуривая. — Ни малейшего, блядь, смысла! Пора уже выбросить на хер этот камень!

Его слова непонятным образом оживили призрака. Синдзу вновь задышала, глубоко и как бы нехотя, будто специально показывала, что лишь подражает живому человеку. Её чёрные волосы зашевелились от воображаемого ветра.

— Нет смысла искать там, где невозможно ничего… — проговорила она надтреснутым голосом.

— Блядь, прекрати! — Пётр взмахнул рукой, рассыпав по столу пепел. — Ты пошла по кругу!

— Нет смысла… — повторила Синдзу.

— Ёбаный бред…

Синдзу стояла к Петру спиной. Он смотрел на её худенькие плечи, на проступающие под свитером позвонки. Всё вокруг расплывалось в сигаретном дыму.

— Повернись! — скомандовал Пётр.

Синдзу медленно развернулась, опёрлась локтями о подоконник. Программа работала на удивление стабильно, Синдзу не проваливалась сквозь предметы, было даже видно, как она перенесла подразумеваемый вес тела на плечи, и ткань пальто натянулась на локтях.

— Сейчас ты, наверное, скажешь — здравствуй, Пан-Йон, как я давно тебя не видела! — хмыкнул Пётр.

Синдзу молчала.

— Странно ты сегодня глючишь.

— Время кончается, — сказала Синдзу.

— Ничего нового уже не будет? — Пётр зевнул. — Пора, видимо, отрубать на хер эту штуку.

Синдзу внезапно исчезла, но тут же появилась рядом со столом, прямо напротив Петра. Она наклонилась к Петру, и её лицо исказилось, как от боли, а между бровями прорезалась глубокая морщина. От неожиданности Пётр чуть не свалился со стула.

— Кончается! — простонала Синдзу. — Время кончается, кончается, кончается…

Из глаз её потекла кровь, густая, почти чёрная, как отработанное масло. Она стояла перед Петром с застывшей гримасой боли на лице, а кровь уже заливала её щеки и стекала по губам, которые с бесконечной настойчивостью повторяли одно и то же слово.

Пётр сбросил с головы дзынь.

3.1

— Я приторможу.

Пётр остановил фургон рядом с неработающим фонарём, отстегнулся — ремень вгрызался в горло, как удавка, — и прикрыл глаза.

— Чё у тебя? — спросил Вик. — Опять что ль… — и похлопал себя по груди.

— Ага. Палёная водка, как ты говоришь.

— Мож, я порулю тогда?

Водительское сидение вибрировало, словно фургон по-прежнему двигался — в темноту, с закрытыми глазами. Свистел электромотор.

Пётр открыл дверцу.

— Пойду, подышу. — Он выбрался из кабины.