Совершенный изьян

— Яркие. Не знаю. — Катя пожала плечами. — Слишком реальные, что ли. Это сложно объяснить.

— И часто у тебя такая реакция на дыры?

— Нет. Вернее… — Катя вздрогнула. — Я не знаю. Не могу сейчас понять.

— Это ненормально, — покачал головой Пётр. — Вспомни, чего с тобой в той заброшенной квартире было! Отключить бы тебе эту штуку на хер, пока…

— Да ты что?! — Катя испуганно отпрянула от Петра. — Ты совсем, ты вообще, — она задыхалась от волнения, — охренел? Нельзя её отключать, когда…

— Когда чего? Я только и слышу о том, как у людей мозги из-за этих ёбаных шунтов плавятся!

— Слышит он! — фыркнула Катя.

— Ты чуть богу душу не отдала!

— Это просто дыра такая. — Катя заговорила тише. — Глупая дыра. Не проверили её толком. Мало ли там что? — Она вдруг вскинула голову. — А тебе-то какое дело? Будешь ещё меня учить! Сам-то! От тебя перегаром постоянно несёт! После бутылки и дыр никаких не надо, да?

— Дура, — сказал Пётр.

— Сам дурак!

Горящих фонарей на улице становилось всё меньше, словно такси увозило их в вечную ночь.

— Извини, — прошептала Катя.

— Отключать или нет — твоё, конечно, дело, — сказал Пётр. — Тут я тебе не указ. Но к врачу ты всё-таки сходи.

Катя быстро взглянула на Петра и, кивнув, снова повернулась к мелькающим по расцарапанному стеклу отблескам убывающего света.

— А чего там было-то? — спросил Пётр. — В дыре?

— Даже не знаю. Не так-то просто это описать. Визуала почти не было. Только свет стал другим, такой, знаешь, как в сказке. Мягкий и обволакивающий. Словно кокон света вокруг тебя. Очень тёплый. Волшебный свет. И чувство, как будто ты в поле на ветру. Но ветер приятный. Поначалу был приятный, по крайней мере. Такой свежий, холодит кожу. Ты же знаешь, — Катя повернулась к Петру, — знаешь, как это бывает?

— Уже начинаю забывать.

— Да, я тоже. Но там всё было реально. Так реально…

Катя мечтательно прикрыла глаза. Свет уже не скользил по стёклам автомобиля. Они плыли в темноте.

— Это было как чьё-то воспоминание. Как будто кто-то передал тебе своё воспоминание, одно из лучших. Ничего конкретного, только ощущения, очень приятные ощущения. Ты ведь понимаешь?

— Думаю, да.

— Очень приятные ощущения, — повторила Катя. — А пото́м, — она нахмурилась, — пото́м у меня закружилась голова. И всё. Если бы не вы, я бы и не поняла толком ничего, наверное. Подумала бы, что всего-то… Я потеряла сознание, да?

— Не просто потеряла сознание. Ты…

— Не говори!

Катя нахмурилась и вновь посмотрела в окно.

— Так темно! — прошептала она. — Темнота. Кругом темнота.

Такси шло на автопилоте, покачиваясь на неровностях дороги. Фары светили тускло — электронике не требовался прожекторный свет, — и они клином проходили сквозь сгущающуюся темноту, пролетая мимо обезображенных ночью зданий.

— Я вспомнила! — вздрогнула Катя. — Вспомнила, что было в этой дыре. Пото́м, после волшебного света.

— И чего там было?

— Тьма! Самая густая и страшная, какую я только видела!

Пётр прикрыл на секунду глаза. Кожа на лице горела от холода.

— Шунт тебе этот хер установил?

— Что?

— Ты меня слышала. Ты думаешь, я… — Такси встряхнуло на кочке. — …идиот?

— Да что с тобой сегодня?! — завелась Катя. — Я с тобой как с человеком, а ты… Ты мне в папики набиваешься, что ли? С какого…

— Не хами! — сказал Пётр. — Я задал вопрос. Ответь.

— Задал вопрос! — Катя отвернулась. — А если бы Митя мне и помог — что с того?

— Ничего.

Такси вырулило на многополосную дорогу, набрало скорость, и двигатель натружено загудел, как в старом фургоне Петра. По кузову пошли вибрации.

— Ничего, — повторил Пётр. — Интересно только — за какие заслуги?

— Совсем охренел?! — прошипела Катя.

От электрического гула закладывало в ушах.

— Я с ним поговорю, — сказал Пётр. — Ещё разок. И более обстоятельно.

— Оставь его! — Катя вцепилась Петру в плечо. — Что ты взялся? Мы же совсем не то хотели! Он неплохой, ничего плохого он нам не сделал! Не ставил он мне синпин! Я тебя дразню просто! А Митя неплохой! Он поможет!

— Лизе он тоже помог?

— Ты ведь несерьёзно? — Голос у Кати дрожал. — Ты ведь не думаешь, что он и в самом деле…

— Не знаю. Пока не знаю. Но, думаю, ему есть, что рассказать.

— Что?

— То, что не рассказываешь мне ты.

— Я тебе всё рассказываю! — Катя обиженно поджала губы. — Как ты можешь так говорить? Я думала, мы друзья.

Катя обняла себя за плечи и посмотрела в окно.

— Среди отражений не видно лиц, — прошептала она.

— Чего? — не понял Пётр.

— Среди отражений не видно лиц. Красиво, правда? Это она так говорила.

— Лиза?

— Да. Она такой странной была. Я, честно… — Катя вздохнула, — иногда её боялась. Пару раз даже съехать думала. Иногда она нормальной девчонкой была, а иногда у неё как будто переклинивало что-то. Щёлк — и всё! Вот как так можно — себя не узнавать? Ты хоть представляешь? Это ведь реальная жуть! Она и не красилась практически, ходила вся такая, как полотно, и губы синие, как у утопленницы. Как на неё вообще кто-то внимание обращал!

— Ты о чём? Кто обращал?

— Неважно. — Катя провела ладонью по лицу. — Не слушай меня, я бред несу. Голова болит.

— До сих пор?