Совершенный изьян

— Ты, может, и временно, а если узнают, что я тебя с фургоном отпустила? Я сама уже не временно буду. И где мне пото́м работу искать? В такое-то время!

— Да никто не узнает! И чего мы там нарушим серьёзного? Если что, я сам объяснительную напишу, скажу во всём винить меня, а ты со всех сторон невиноватая.

— Петя, — Алла посмотрела на Петра исподлобья, — ты мне одно скажи, зачем? В магазин можешь и пешком сходить, а других дел у тебя нету, сиди тихонько да жди, пока тебя не восстановят.

Пётр вздохнул.

— Мне надо съездить кое-куда. Труба туда не ходит. Машина ж всё равно без дела стоит.

— Слушай, — Алла покосилась на закрытую дверь в коридор, — меня там люди ждут, а ты и без фургона обойдёшься. Машину вызывай, если и правда надо.

— Какая на хрен машина! Никто туда не поедет!

— Поедет куда? — сузила глаза Алла. — Ты опять, что ли, за эту девчонку взялся? За кольцо хочешь?

Пётр молча слез со стола и заходил по комнате. Из коридора послышался чей-то каркающий смех, который быстро сорвался на простудный кашель. Алла поглаживала коробку конфет в шуршащей упаковке и с любопытством поглядывала на Петра.

— Не лезть ты в это, Петя. Тоже мне, следователь-преследователь. Завязывай давай со старыми привычками. Ты уже не в угрозе, только подозрения лишние вызовешь.

— Подозрения в чём? — Пётр повернулся к Алле. — Там чего происходит-то вообще? Слышала чего-то?

— Да ничего я не слышала! Но зачем тебе это надо? Они там и без тебя разберутся! Умельцев хватает! А ты сиди, отдыхай. Жди.

— У меня уже крыша скоро поедет от безделья! Сколько можно? Я просто съезжу туда — и всё. Фургон — под мою ответственность.

— Петя, — Алла натянуто улыбнулась, — туда — это куда? Ты действительно за кольцо собрался?

2.10

Катя сначала не хотела пристёгиваться, а пото́м сидела всю дорогу, вцепившись в поручень на потолке.

Машину так и не починили — автопилот не работал, экран на приборной панели еле светился, и его медленно, точно чернильными кляксами, затягивала электронная темнота. На поворотах заносило; фургон перекашивался и трещал, как тонкая скорлупка из уставшего металла. Асфальт за кольцом не чистили, и фургон вспарывал тонкими шипованными шинами серый наст, проезжая по мёртвым, без единого огня дорогам.

— Она сейчас развалится! — закричала Катя, хватаясь за поручень в потолке второй рукой. — Она же гремит вся! Сейчас реально что-то отвалится!

— Не отвалится ничего.

Пётр скосил глаза на панель, проверить, не показывают ли чего приборы, но приборы показывали темноту.

— Это на таких-то вот «скорых» вы разъезжаете! Удивительно, как…

— Да ты посмотри снега-то сколько! — Пётр включил дворники на полную скорость, но те лишь стали сильнее скрипеть. — Тут любую машину будет таскать!

— Нас ещё раз занесёт, — Катя перевела дыхание, — и мы переломимся на фиг! На две части!

— Могу тебе пообещать, что на две части…

Пётр не договорил. Фургон с визгом понесло на встречку. Пётр крутанул руль. Корму потянуло вперёд, будто фургон и правда мог расколоться, как ореховая скорлупа. Колёса подняли фонтан из снега.

Катя завизжала.

— Вот же блядь! — Пётр вцепился в руль.

Он едва справился с управлением. Фургон покачнулся, зарывшись в снег, и заглох.

— Всё? — выдохнула Катя. — Конец? Идём пешком?

— Не дождётесь.

Пётр несколько раз ткнул пальцем в круглую кнопку под рулём, экран на приборке вспыхнул, обжёг глаза и тут же потускнел, привычно покрывшись тёмными пятнами. Двигатель натужно загудел.

— Только, пожалуйста, тише! Я этот кошмар больше не выдержу!

— Я и так тащусь, как улитка.

Фургон со скрипом покатился вниз по дороге, навстречу несущемуся вихрем снегу.

— Чего-то с машиной не то, — проговорил Пётр.

— Ага! — сверкнула глазами Катя. — Значит, признаёшь?

2.11

— Так это здесь?

Катя ухватилась за дверную ручку и спрыгнула на тротуар. Тусклые фары — одна скосила взгляд, как в приступе страбизма — освещали засыпанный снегом асфальт.

— Да, я помню это здание. — Пётр, прищурившись, посмотрел на стену из потемневшего кирпича. — И подъезд. Только вот раньше…

Он поднял воротник куртки — ветер бросал в лицо снег, — и подошёл поближе к заброшенному дому. Лампы над дверью подъезда уже не было — остался лишь помятый металлический патрон, в котором зияла влажная чернота, как в пустой глазнице.

— Ты куда? Меня подожди!

— Здесь раньше лампа была, — пояснил Пётр, обернувшись. — Яркая, аж глаза выжигала. Я тогда ещё удивился — дом ведь заброшен, да и электричества наверняка нет.

— Но ты точно уверен? — Катя стояла рядом с машиной и испуганно глядела по сторонам. — Здесь кругом всё одинаковое. Реально одинаковое. Координаты хоть помнишь точные? Я бы проверила. А то мало ли…

— Какие на хрен координаты? Кто тогда смотрел-то! Но место правильное. Я не ошибаюсь. Как видишь, здесь ничего…

Пётр закашлялся. Холод, несмотря на свитер и тёплую куртку, пробивал насквозь. Улица выглядела так, как если бы люди сгинули отсюда столетие назад. Пётр сунул в рот сигарету и стал чиркать дешёвой зажигалкой, вхолостую высекая искру.

— А где она лежала? — спросила Катя.

— Фары.