Социальный эксперимент

— Ну, закончишь, постучи, — равнодушно ответил секретарь и исчез. Дверь щелкнула.

Андрей выглянул из туалета.

В углу комнаты лежал ворох одеял, пахло болезнью.

Андрей перешагнул скамейку, с трудом не наступив в одеяла. Наклонился, нащупал что-то плотное, пошевелил.

Раздался стон.

— Дэн? — шепотом спросил Андрей.

— Да пошел ты, — слабо отозвался человек из-под одеял.

— Дэн, тебя что, тут взаперти держат?

Совсем не там, где ожидал Андрей, груда одеял зашевелилась, высунулась рука, за ней показалось лицо.

— Ты кто?

— Я тут чужой, — виновато сказал Андрей, — но ты же Дэн Тузов, да?

— А-ах, — его лицо исказилось, — а у тебя метадон есть?

Андрей шарахнулся.

— Да, да. Тузов я. Он мне дает метадон два раза в месяц, только чтоб я не сдох. Если бы в канализации сигналка на ДНК бы не стояла, он бы меня давно в говно спустил. А так меня хранить проще чем труп.

— Пойдем со мной, — сказал Андрей и задумался. Легко сказать — пойдем. А как?

— Пошел ты, — отозвался сиблинг Пенна и зарылся в одеяла.

Ну, может, так и проще. Андреевых показаний Ольсену хватит, а не хватит, так где искать уже известно. Андрей зашел в туалет, покрутил наобум туда-сюда несколько гаек, и стал долбиться в дверь.

— Эй-эй!

Долгое время было тихо.

Наконец за дверью завозились, секретарь распахнул ее.

— Что-то быстро в этот… Что?

Андрей понял, что не сообразил не ссутулиться, ни отвернуться. Секретарь смотрел ему прямо в лицо и изумление постепенно переходило в насмешку.

— Ну… Ну ты даешь, яичник, — захихикал секретарь.

Пенн посмотреть на Андрея даже не пришел. Глубокой ночью Андрей проснулся от того, что Дэн схватил его за голову и трясущейся рукой нащупывает шею, без труда опрокинул наркомана обратно в кучу одеял и до утра уже сидел без сна. Что будет дальше — Андрей просто не представлял. Может, Пенн попытается его выменять за выполнение своих условий. Может, найдет-таки, куда можно надежно спрятать труп. Уговорит внешников, или продавит как-нибудь системы защиты в автоматике крематория. А может, Андрея так и будут тут держать — прокормить двоих не сложнее, чем одного, а ему ведь и метадон не нужен.

Они сидели, молча глядя друг на друга, весь день. Вечером Дэн зарылся в одеяла, а Андрей попытался забаррикадироваться в туалете, но дверь не запиралась.

А утром дверь приоткрылась.

— Андрей, — тихо сказал кто-то.

Он поднял глаза.

— Андрюша, ты здесь?

В дверях стояло что-то странное. Девушка. Нет… Шлюшка. Андрей видел их, в основном, мимоходом, и то когда ходил сдавать Грибовой — она принимала зачеты у молодых эмбриологов прямо в своем кабинете, иногда в перерывах между приемами; и женщины, сидевшие в очереди, часто выглядели именно так. И двигались именно так. Шлюшка тяжело и неловко переставила ноги, привалилась к стене.

— Андрюша, забирай его и бегите. Все спят. Быстрее.

В совершенно остекленевшем состоянии Андрей увидел, как шлюшка размазывает по щеке ярко-алую помаду — нет, капли крови на надорванном углу рта. Красное обтягивающее платье тоже было надорвано — и на груди, и по подолу.

— Он не пойдет, Любаня, ему тут наркоту дают, — механически ответил он, глядя на ее разбитые, распухшие губы.

— Тогда уноси его, — спокойно сказала она, проковыляла к Дэну и прыснула ему в лицо стоматологическим ингалятором… — скорее, этот наркоз короткий, даже в такой концентрации. Они вот-вот просыпаться начнут.

— А ты?

— Быстрее, Андрюша. Я… я все равно сейчас бежать не смогу. Лучше за мной вернитесь.

Андрей взвалил Дэна на плечо, молча соглашаясь с Любоськой, и быстро прошел сквозь лабиринт пентхауза.

В дверях эмбриологического центра он хлопнул по первой же тревожной кнопке и свалил неподвижное тело на руки первым же подбежавшим. Рунчин Пятый строго потребовал, чтобы Андрей шел в клинику лечить синяки — но по громкой связи раздался голос Ольсена.

— Калачук! Быстро ко мне в кабинет!

Андрей выломился из толпы и двинул к заведующему, исполненный самых нехороших предчувствий.

Ольсен Четвертый сидел перед монитором со странно неподвижным лицом. Он посмотрел на Андрея.

— Вот.

В мониторе висел остановленный кадр — Пенн держит Любоську за шею на весу. Части вклеенных длинных волос уже нет, на виске и на макушке беспомощно торчат белые кудряшки. Пенн оскаленный.

— Он требует вернуть Тузова по-тихому. У дверей клиники, кстати, уже стоит наряд полиции.

— Полиции? — переспросил Андрей.

— Да, мой хороший. Что на вас с Землянухиной нашло вообще?

Он потер лоб и мрачно добавил:

— Не знаю, что делать. Мы, конечно, можем дней на десять запереться. Но дети созреют же… И потом, Землянухина. Я ему сказал, что Тузов в коме, и мы его лечим, не знаю, что делать. Сиди тут.

Ольсен встал и ушел. Андрей механически занял его место. Щелкнул мышкой, сворачивая жуткую картинку. На экране остался открытым файл Калачук 1. Андрей повозил по нему мышкой.

«Корнелюк и Брамс, тяжело ранив Землянухину, продолжили выбраковку зигот, однако она сумела запустить цикл пожарной дегазации, что привело к ее смерти и к потере сознания злоумышленниками. Калачук тем временем убедил Вигеля поднять общекорабельную тревогу…»