Социальный эксперимент

— Вы вообще знаете, что изначально «сибс» и «сиблинг» были научными терминами, более того, синонимами, обозначающими детей одних родителей? В быту практиковались слова «брат» или «сестра».

— Да ну, быть не может, — лениво возразил Джон Роевич, — А как тогда отличали старшего от младшего?

— А незачем. Их статус был практически равным. А вот разница в возрасте плавающая — от года до двадцати… Кроме того, представьте себе биологическую семью — отец, мать, и, допустим… э-э, четверо детей.

— Ужас. Что-то похожее на детский сад в миниатюре…

— Ну почему… Леонид Михайлович!

— Я вас внимательно слушаю, — откликнулся именинник.

— У вас было двое детей в доме. Алексей Леонидович и Лили Валериевна. Они как друг друга звали?

— Он меня «систрэ», я его — «жирный», — засмеялась Лили.

— За глаза — «малышка» и «Алеша», — добавил Леонид Михайлович.

— Вот это и есть приближенные к биологическим сиблинговые отношения. В истинно биологической семье к социогенной близости присоединяется бессознательная хромосомная близость. У биологических сиблингов генетическая близость может доходить до ста процентов. Как у клонов.

— Одновременные клоны? Ужасно, — передернула плечами Алина Семеновна.

Валери Жанновна потянулась к Арсению через стол и похлопала по руке.

— Да-да, — смутился он, — такие подробности… Без них, правда, непонятно.

— Биология, а в особенности этология человека во все времена была шокирующей наукой, — рассудительно сказал Виктор, — тому в истории мы тьму примеров сыщем, как в корабельной, так и в докорабельной. Дарвин! Фрейд! Видите ли, выясняя, что мезоны ведут себя не так, как мы думали, мы не приходим в негодование. Почему мы предоставляем нашим собратьям меньше свободы, нежели мезонам?

Басиль Горгевич невольно фыркнул.

— А он прав, Лёня!

— Э-э, да, — кивнул Арсений, — и к тому же наша природа не понимает, как может быть человеку братом не ребенок его родителей. Ведь в биологической семье каждый ребенок является комбинированной Записью родителей. Об этом вы задумывались?

— И, стало быть, родительская любовь становится крепче? — удивилась Лили.

— Я думаю, да, — с достоинством сказал Арсений.

— В таком случае, не хотела бы я быть биологическим ребенком мамы с папой. Меня и так ужасно избаловали в детстве, а биологическую дочку наверное, и вовсе задушили бы в объятиях.

Шутка Лили разрядила атмосферу, все с облегчением рассмеялись. Валери Жанновна с гордостью смотрела на дочь. Настоящая леди — умеет так повернуть, чтобы и не обидеть никого, и на своем настоять.

Разговор постепенно распался на несколько параллельных. Дитиэн, Лилина сестра, разговорилась с Наташей о проблемах детского сада, сибс Валери, не так давно ставший дедом, с интересом прислушивался. Алина Семеновна, Басиль Горгевич и именинник обсуждали последнее заседание научного совета. Арсений и Виктор рассказывали Джону Роевичу о своем проекте реозеленения зоны. Так, за разговором, засиделись допоздна, и гости разошлись уже в приглушенном свете ночного коридора. Лили, Наташа, Виктор и Дитиэн убрали в гостиной и тоже ушли.

Леонид Михайлович обнял жену.

— Все хорошо, милый, — сказала она.

— Только немного грустно.

— На той неделе Наташа обещала привести Дениску с Игорем.

— О, вот это точно хорошо! — обрадовался Леонид Михайлович. Он совершенно не умел играть со внуками в детские игры, но они были настолько очарованы инструментами его кабинета, что дед был большим авторитетом. И, конечно, наслаждался этим.

Утром Леонид Михайлович долго лежал, обдумывая, не был ли все-таки паленым вчерашний коньяк. Вроде бы нет. Голова немножко болела, но очень деликатно. Вполне допустимо после позднего ужина. Сколько времени? Восьмой час. В десять встреча, без пятнадцати двенадцать лекция в большой поточке, потом два семинара у дипломников, и только вечером можно подняться на край Внешних сооружений, чтобы еще раз внимательно осмотреть состояние двигателей Корабля. Все-таки пока нельзя полностью исключить шанс того, что проблема связана просто с двигателем.

Профессор привел себя в порядок, позавтракал вместе с женой и спустился в университет. Почти на каждом шагу его пытались остановить — то чего-то хотели студенты, то коллеги. Он с трудом пробрался к рабочему кабинету, кивнул сидевшей напротив пожилой калибровщице гироскопов Майе Филипповне и прошел в распахнутую дверь. Он запаздывал уже на пару минут и чувствовал, что сердится. Профессор остановился, шагнул назад и прикрыл дверь. Не исключено, что разговор может оказаться неприятным.

Гость расположился в кресле напротив рабочего стола Леонида Михайловича. На спинке кресла висела какая-то белая одежда — судя по всему, накидка яичника; сам же гость был одет в консервативную темную толстовку и прямые черные джинсы — точно так же, как и сам Леонид Михайлович. Из-под воротника толстовки выглядывала безупречно белая шелковая водолазка.

— Добрый день, профессор, — сказал гость, не вставая.

— Добрый день, — ответил Леонид Михайлович, — чем обязан?

— Как вы помните, я договорился о встрече и зарезервировал час вашего времени заблаговременно.

— Да, конечно.