Включить свет, разблокировать вход в общие коридоры, впустить десять мужчин из очереди, сесть за стол, открыть книгу. Когда-то кабинки запирались магнитными замками, но одни сломались, у других потерялись ключи — если у кого-то были ценные вещи, их сдавали лично дежурному, а одеваться в чужое — себе дороже. Так что люди просто скидывали одежду в ящички, проходили осмотр и возвращались максимум через полчаса. Оставляли открытой опустевшую кабинку и уходили. Заходили новые.
Андрей, не поднимая головы от учебника, следил за тем, как парень скидывал одежду и небрежно упихивал ее в кабинку. Поиграв мышцами перед зеркалом, парень направился в кабинет анализов, навстречу ему вывалилась пара немолодых мужчин, ожесточенно трущих места биопсии. Один из них, открыв кабинку, неподвижно встал перед нею. Наконец громко захохотал.
— Ты чо там? — спросил второй, натягивая носки.
— Так это не моя кабинка! А я туплю стою, куда мои шмотки делись, — он хлопнул дверцей, оставив висеть выпавшую сиреневую штанину, и передвинулся на одну кабинку вправо.
Андрей прикусил губу. Он точно знал, что минимум дважды в месяц дежурить в мужском отделении некому. Просто утром кто-нибудь из врачей отпирает дверь и сидит первые минут сорок, пока движение пациентов туда-сюда не становится постоянным. И завтра как раз такой день.
Поздний эмбриогенез нервной ткани совершенно не лез в голову. Интересно, сдала ли Любоська свой лимфогенез или опять расплакалась на экзамене? Андрей представил себе, как он приходит в пентхауз Пенна и начинает заглядывать во все комнаты подряд в поисках Дэниела Тузова. А за ним стайкой ходят люди в гидрокостюмах, похлопывая по ладоням тяжелыми черными пистолетами. И за каждым идет маленький клон. Тоже в гидрокостюме.
Он с трудом досидел до конца смены, выставил последнего пациента, запер дверь и поплелся домой. По дороге зашел поесть, чего-то механически пожевал. Какое-то дурацкое состояние. На самом деле Андрей вполне отдавал себе отчет в том, что просто трусит. Вообще-то никто не мешал ему сделать вид, что никаких идей в голову не приходило. Никто и не узнает. Он что — нинзя?
Дома он улегся спать сразу. Глубокой ночью в дверь кто-то тихо постучал. Любоська, наверное. Андрей сел было на кровати, но нахмурился и лег обратно. Стук повторился еще раз, Андрей не шевелился.
Утром он долго сидел на кровати, опустив голову. «Я не готов, — сказал он себе, — я не могу». Затем оделся в чистую форму, засунул поношенную в автоклав и вышел из жилого сектора.
Спереть одежду, подходящую по размеру, оказалось секундным делом — Андрей просто выгреб все из кабинки в пакет и спокойно ушел внутрь эмбриологического центра. В стерильную зону он, разумеется, не пошел, просто вышел через другую дверь наружу, в ближайшем сквере спрятался за вонючим мусорным контейнером и переоделся. Свою одежду было жалко, но куда ее? Андрей хотел было швырнуть пакет в мусорку, но задумался — а как возвращаться? Несколько секунд он тупо смотрел на пакет, наконец махнул рукой и просто поставил в угол. Повезет — так и будет стоять, кто ж будет в мусоре рыться; не повезет — вернусь в этом, Ольсен поймет.
Андрей не пошел в пенновский пентхауз сразу — обошел прилегающие этажи, спустился в канализационный штрек, осмотрел снизу расположение труб. Вообще-то жилых комнат в пенновском жилье, если судить по туалетам, не больше шести. И одна действительно на отшибе.
«Ну, вот я туда залезу. И что?»
Андрей было собрался вылезать наружу, но в дальней части штрека кто-то захрипел. Автоматически Андрей кинулся поближе. Тьфу. Доработался в больнице — тут бы бросаться не к тому, кто хрипит, а от. Впрочем, ничего опасного не обнаружилось — спящий старик, зловоние акогольной интоксикации. Грязная роба сантехника, ящик с инструментами.
Старик снова всхрапнул.
Андрей поднял ящик, подумал и повесил на плечо. Перекрыть трубы под пентхаусом оказалось минутным делом. Андрей подождал, пока у спящего сантехника не запиликал срочный вызов, снял с него наручный звонок и полез в люк наверх.
Ему мгновенно дали в челюсть, Андрей неловко забился, пытаясь закрыть лицо руками, и повис мешком в люке, зацепившись одеждой.
— А где Пишол? — рявкнули сверху.
— Пьян он, меня прислали, — заныл Андрей, — а я ж тут не знаю ничего…
Его пнули вторично, но уже полегче.
Он быстро спустился внутрь и открыл обратно три трубы, идущие вместе. Одиночную трубу он оставил закрытой.
Высовываться из люка он не стал, крикнул снизу:
— Одна не пропускает! Надо сверху смотреть!
— Ну так смотри, — рыкнули снаружи, — только бегом, сам вернется через два часа.
Андрей боязливо просеменил мимо двоих вооруженных людей.
— Какая у тебя там? — крикнул кто-то из внутренних помещений.
— Ээ, дальняя…
— А, — в голосе послышалась досада, — понятно. Ну, сейчас, отопру.
Мимо Андрея прошел секретарь Пенна, побрякивая связкой магнитных ключей.
— Сюда, — он впустил Андрея в светлое, но очень маленькое помещение, толкнул дверь в туалет.
— Странно. Тут все в порядке, не то что у нас.
— А, — Андрей сгорбился, пряча лицо, — засор наверно, ниже, в трубе самой.