Сороковник. Книга 4

Сэр Майкл, от бдительного взора которого ничто не уклонится, одобрительно кивает. Пропустив вперёд будущих гимназисток во главе с Юлианом и доном Теймуром, жестом призывает нас задержаться. И в самом деле, лекция, которую начинает, волнуясь, молоденькая барышня-историк, предназначена не для нас, подозреваю, что девушка новенькая — это заметно по горящим щекам, по тому, как она иногда нервно теребит полы совсем ещё новенькой белоснежной мантии. Ясно, что дорогой сэр не желает ещё более смущать преподавательницу изобилием слушателей. Мы пристраиваемся у самого входа, обозревая панорамы разных эпох, стенды с оружием — от примитивных дубин и каменных топоров до бронзы и железа. Параллели между мирами проскакивают и здесь, хорошо, что до огнестрельного оружия тут не додумались, а если и додумались — не допустили… Пользуясь тем, что дева Истории уводит слушателей в отдалённый угол, сэр Майкл пользуется возможностью переговорить.

— Пора менять посыльного. Что-то слишком много утечки информации в последнее время. Жаль расставаться с Абрахамом, но что поделаешь, он стал слишком общителен…

— Отдай его мне, — быстро говорит Мага.

— Я хотел сказать, что он, кажется и без того твой, с потрохами. Хватит ему метаться между нами, у этого ворона просто болезненная тяга к некромантам. Знаешь, как он тебя называет? "Любимый хозяин"… Заметь, я — хозяин по долгу службы, а ты — "любимый". Думаешь, я не знаю, что он шпионил для тебя?

— Т-с-с! — прерывает Николас — Что вы, как маленькие? Отец мог узнать о нашем визите и от других. Насколько я понял, с Ивы он так и не снял охрану…

— Снял, — сердито шепчет Мага, — в том-то и дело! — И, похоже, переходит на мысленную связь, потому что больше я ни шиша не слышу, кроме очаровательного голоска молоденькой лекторши и редких дополнений со стороны её шефа.

После десятого или двенадцатого кабинета я устаю. Словно ощутив моё состояние, сэр Юлиан предлагает переместиться на воздух, и — о чудо! — выводит нас в небольшой прелестный сад. Замок-гимназия выстроен громадным квадратом, и во внутреннем дворе хватает места небольшой зелёной зоне и площадке для игры… в крикет? в гольф? Во что здесь играют благовоспитанные барышни? Оказывается, в теннис и в волейбол, и не только барышни: два крыла гимназии занимают классы для девочек, ещё два — для мальчиков. Сад, спортивная площадка, танцзал и музыкальная комната — общие.

Пока довольные результатами опроса сэр Юлиан и несколько его доверенных лиц удаляются на совещание, Сонька с Машкой получают полчаса на заслуженный отдых. И конечно, не отказываются от возможности покидать мячик через сетку. Мага с паладином составляют им компанию, Николас же скрашивает моё одиночество на скамейке неподалёку от корта. Издали мы наблюдаем за играющими.

Перевожу взгляд на Ника — и забываю, что хотела сказать. Родственник мой сидит, ссутулившись, подперев подбородок кулаком, а в глазах — утренняя тоска, хоть волком вой.

— Здесь могли бы сейчас играть и мои дети. Представляешь? Ах, Ива, Ива… Мне почему-то кажется, что должны были быть мальчик и девочка. Сын и дочь. Теперь уже вряд ли…

И до боли сжимает мою протянутую руку.

* * *

Наши девушки, оставив мне на хранение испещрённые записями тетрадки, удаляются с Матильдой во владения местной кастелянши, чтобы подобрать формы и парадные мантии. Братья-некроманты с кузеном и сэром Юлианом удаляются в директорский кабинет для обсуждения кандидатур репетиторов. И так получается, что в обширной приёмной, вдруг разом опустевшей, у высокого окна в сад остаёмся только мы с Главой.

— Ну, вот мы, наконец, и наедине, дорогая донна, — сощурившись, радушно сообщает свёкор, как будто я и сама этого не вижу. Пушистые ресницы, непозволительно красивые для мужчины его возраста, при этом прищуре почти смыкаются, обрамляя глаза угольным контуром.

"Очи чёрные, очи страстные,

очи жгучие и прекрасные…

Как боюсь я вас…"

— А вы, кажется, начинаете понемногу ко мне привыкать, продолжает он. — Это радует. Впрочем, как и я к вам…

— Это огорчает? — не могу удержаться.

— Разве что нашу несравненную донну Мирабель, упорно отказывающуюся принять в семью красивую женщину.

— Почему вы её дразните?

Лёгкая усмешка трогает его губы. Красавец, безукоризненно выбрит, с безукоризненно уложенной шевелюрой без единого проблеска седины. Пожалуй, с таким доном и вечно молодой супруге приходится ох как нелегко…

— Это позволяет ей держать себя в форме. Иногда женщине для сохранения красоты мало косметических процедур, нужен ещё и моральный стимул. В данном случае — это вы. Соперничество — хороший мотиватор.

— Вы… — чуть не задыхаюсь от возмущения.

— Конечно, я обмолвился о своём возможном намерении жениться на вас, если этого не сделает мой младший сын. И уж будьте уверены, донна…

"Очи чёрные… очи страстные…"

С опаской отодвигаюсь.

— Но теперь-то, дорогой дон…

Вот чёрт… Как это у меня сорвалось — "дорогой"? Я готова провалиться сквозь землю. Он же лишь усмехается краешком рта.