Сороковник. Книга 4

В негодовании беззвучно колочу по перилам. И вдруг задумываюсь. А ведь в чём-то он прав: реши он о ту пору, когда я шарахалась от него, как чёрт от ладана, заявить о супружестве… Прибить, конечно, не прибила бы, весовая категория не та, но скандал закатила бы нешуточный. И тогда вовсе не было бы у нас того нейтралитета, на котором вроде бы договорились при… обручении. У меня даже здесь всё, не как у людей: сперва замужем побыла, потом случайно мужа угробила, потом с ним же и обручилась…

Голос Ника прерывает мои размышления

— В общем, личная жизнь у тебя не заладилась с самого начала. Но, по крайней мере, история с Ивой благополучно завершилась. Скажем, условно благополучно, посмотрим, как оно дальше пойдёт, но вы хотя бы лишнего друг другу не наговорите, научены. А вот как тебя угораздило между женитьбами на нынешней супруге стать вдовцом, да ещё дважды, а? И это при наличии целителей в родне… Кстати, почему ты до сих пор даже не упомянул ни об одном из своих браков?

Треньканье музыкальной шкатулки сменяется тишиной. Снова музыкой. Опять прерывается. Похоже, Мага бездумно поднимает и опускает крышку. Наконец заговаривает.

— Моей первой здешней женой была Элизабет Грей; вот почему.

Мне вдруг становится страшно: не от простых слов, а от того, как вдруг громко, с каким-то хрипом задышал Николас. Будто ему перехватило горло.

— Элли? — со сдерживаемым бешенством говорит родственник, откидывая стул. — Ты… был женат на Элли? И ты вдовец? И молчал всё это время? Ты…

Мага неожиданно взрывается.

— А что мне было делать? Она была… — и запинается. — Беременна, Ник. Сядь. К моменту моего возвращения — уже три месяца. Неужели она тебе так и не сказала?

Застонав, мой родственник рушится обратно на стул. А у меня от подобных вестей перехватывает дыхание.

Опять шаги. Очевидно, младший брат подходит к старшему.

— Ты же знал её отца. Старый ханжа и лицемер, он бы не простил дочери позора. Я знаю, вы с Элли сказали друг другу Слово, но лорд Грей плевал на эти, как он сам выражался, аморальные варварские обычаи, он же сам упёртый пришелец и не считался с нашими традициями. Выпей, Ник. Постой, лучше коньяку.

— Элли, — с тоской повторяет Николас. — А ты, выходит, прикрыл и её, и меня; ну, да, у тебя не было выхода… Наш отец знал?

— Думаю, догадывался. Он ни о чём не расспрашивал, я не говорил; во всяком случае, скандала из-за того, что, едва потеряв брата, я привёл жену, не устраивал. Мать — та выдала по полной программе, хотя, подозреваю, истинная причина была в том, что она уже сговорила за меня дочь своей лучшей подруги. К тому же, она любит торжества, а мы с Лиззи просто зашли в мэрию и получили свидетельство о браке, по упрощённой процедуре. Конечно, мама приняла девочку в штыки, но… знаешь, та этого уже не замечала. Ей всё стало безразлично.

— Отчего она умерла?

— От тоски.

— Не может быть. Это всё романтические бредни, Мага! Не верю я, что здоровая девушка просто так, впав в депрессию, возьмёт — и перестанет дышать, должна быть какая-то причина! Что ты скрываешь?

— Она просто не хотела жить, Ник. И угасла.

Я закрываю лицо руками.

— Не хотела, — ровно продолжает суженый. — Сам Персиваль ничего не мог сделать, а он тогда уже был Мастер. Он сказал: механизм саморазрушения запущен, и все дополнительные вливания энергетики лишь продляют агонию. Её даже не остановила беременность: она вбила себе в голову, что там, у Мораны, ты ждёшь их обоих, и переубеждать её было бесполезно.

— И… ребёнок?.. — У Николаса не хватает сил завершить: "умер".

— Прости, брат.

Горлышко бутылки брякает о стекло. Я мучительно борюсь с желанием скатиться по ступенькам и броситься Нику на шею с утешениями. Ах, бедный, бедный Никушка, бедная девочка Элли… Бедный Мага… сообщать такие горестные вести брату — хуже не придумаешь.

— Это я понял, — неожиданно холодно бросает Ник. Представляю, во что обходится ему это спокойствие; у него сейчас, наверное, словно у Маги, желваки ходят ходуном на щеках. — А что со второй?

— Маленькая девочка, совсем молоденькая, — помедлив, сообщает брат. — Изабелла Лорка, светлая ей память… Хорошая была малышка, хоть женой мне так и не стала. Её мне сосватал отец: достойные родители, связи в обществе, даже при дворе… Я уже тогда был болен Ивой, но надеялся, что семейная жизнь послужит хорошим лекарством от присухи. Знаешь, хотелось, чтобы как у всех: дом, семья, малыши… Она была славная, хоть и боялась меня. Кто я? Угрюмый вспыльчивый бирюк, вдовец; к тому времени про меня вовсю ходили слухи, что первую жену я уморил; ясное дело, ничего хорошего Изабель от меня не ждала. В первую ночь упала в обморок, представляешь? И мне пришлось её приводить в чувство, успокаивать, обещать, что не трону… И не трогал.

Опять звякают стаканы, но, похоже, хмельное мужчин не берёт. Когда нервы скручены в ком — напиться невозможно.

— И? — напоминает Николас.