Сороковник. Книга 4

Насмеявшись, мы подхватываемся — кто за чайником, кто за посудой, я шарю в буфете в поисках заначек, и мне не стыдно признаться, что и сама не против перекусить за компанию. Мне простительно, в моём-то положении. На люстре по мановению хозяйской руки затепляются огни — чтобы мы взбодрились, а то в полумраке в сон клонит, а сидеть нам, судя по всему, долго. По контрасту с освещённой комнатой ночь за высокими окнами кажется ещё чернее. Мои "солнца" с удовольствием занимаются любимым делом — сервируют стол по всем правилам, нет-нет, да поглядывая: что там вкусненького мать отыщет в закромах? В закромах — свежий хлеб и масло, холодная буженина, зелень, нисколько не усохшая под серебряным магическим колпаком, два вида сыра, бисквиты… Пир на весь мир, без этикетов, просто, непринуждённо… Что-то сдвигается во всех нас, и я уже чувствую, что после этой ночи, полной рассказов и откровений, мы станем намного ближе и роднее.

Весело шипит и плюётся чайник. Мы подбрасываем дровишек в камин — и к восточным ароматам добавляется яблоневый дух. Всё готово. Итак, начинаем…

* * *

— Мам, мы даже не думали, что ты будешь волноваться, — Машка опускает глаза. — Ты ж всегда так гордилась, что мы самостоятельные и нигде не пропадём…

— Ироды, — говорю беззлобно. — Одно дело — перекуковать одним два-три дня, пока я в командировке, и другое — попасть чёрте куда, в иной мир, абсолютно чужой, понимаете? Да любая мать сразу начнёт представлять самое худшее!

— Но мы же не одни! Мы фактически с тобой — ну, с Аннушкой — и с Ником!

— Э-э, вам пока не понять, — вмешивается последний. — Уясните на всю жизнь, зайцы, что если женщина испугается за детей — даже самой разумной будет чужда всякая логика. Да дело, в общем, не в побеге, а в том, что вы не подумали, как будете назад выбираться, словно к подружке на чай собрались. Иномирье — это вам не соседняя комната.

Машка округляет глаза, выразительно смотрит на дядю и чиркает ногтём по плечу… и Николас потирает лоб.

— Ах, да, забыл.

— Что забыли? — сурово наезжаю на всех троих. Ишь, секретничают у меня на глазах. — Мне вот тоже интересно, на что они надеялись?

Родственник смотрит невинно, чисто ангел.

— На меня. Вернее, на моих будущих питомцев.

— Ах, да… — невольно повторяю. — И сколько мне пришлось бы ждать? Они ведь ещё не проклюнулись! Значит, вы тут — веселитесь, а я там — схожу с ума от неизвестности! Весело устроились, ничего не скажешь…

— Назад! — Мага хлопает ладонью по столу. — Какие питомцы? Почему я не знаю? Ну-ка, подробнее!

Узнав о Рикки и его клонах, он не в силах скрыть досаду. Столько времени добиваться Галиного фамильяра, и всё мимо, а кому-то, можно сказать, несколько штук даром достались! Нет, брат есть брат, Мага не завидует, но почему это произошло не с ним? Машка, как более сердобольная, трогает его за плечо.

— Пап, ты не переживай, мы с Ником с тобой поделимся. Правда, Ник?

— Конечно, золотко, — скрепя сердце, отвечает Мага. — Куда ему столько? Тут другой момент: я же хотел сам, своего вырастить… Ладно, сменим тему, доньи. Расскажите, как вас встретили, чем вы занимались в Каэр Кэрроле? Уже облазили его сверху донизу? В подвалах были? Подземный ход нашли?

— Подземный? — у девочек округляются глаза. — Не-ет, не успели… А где?

Мага довольно хмыкает. Переглядывается с Николасом.

— Мы-то нашли, а чем вы хуже? Отыщете — покажу ход в тайную башню, она в самом центре озера, на островке…

Ну, всё, эти голубушки теперь с него не слезут. Глаза горят азартом, щеки пылают… Ладно, играйтесь, пока лето, снимайте пенку с нового мира.

Они с восторгом рассказывают про чудесных лошадок, которых для них тщательно подобрали в замковой конюшне, и хвастают, что почти сразу выучились ездить, а дядя Майкл на них и времени особо не тратил…

— Минуту, — перебиваю. — Не пугайте меня. Как-то подозрительно: вы к лошадям и близко не подходили, откуда вдруг такие способности? Что, при переносе появились?

Девочки одновременно краснеют.

— Ой, мам, ты немного не в теме. Прошлым летом мы в лагере с пацанами почти каждую ночь лошадей в деревне ворова… брали, кататься. По-всякому, и с седлом, и без. Ругаться не будешь? — Сонька притворно вздыхает. — А не говорили тебе ничего, чтобы ты не волновалась, правда-правда…

А вот Анне при переходе в Гайю кое-что досталось, как и предполагал Аркаша в нашем с ним последнем разговоре. Анна удивила всех. Когда на конюшне выбирали для девочек лошадей посмирнее, она с интересом присмотрелась — не к Лютику, а ко вполне рослой кобылке, а потом, хоть и впервые в жизни, но без труда взобралась в седло, сделала пробный круг по двору конюшни — и поехала себе, будто с малолетства этим и занималась. Все только рты разинули от изумления.