Сороковник. Книга 4

Мы пятимся через кусты, обходим поляну по широкой дуге и облегчённо вздыхаем, попав в показавшийся таким родным и близким туман. Межмирье, вдруг понимаю я. Снова Межмирье. Лабиринт. Скорее всего, здесь есть входы и выходы в любой мир, но надо знать, как добраться в нужный, иначе так и будешь бродить до скончания века. По последнему Лабиринту нас вели собаки. А сейчас… сейчас веду… гхм… я. Я ведь Обережница, да? И ко мне перед самой смертью стали возвращаться способности. И Диего что-то там во мне активировал по его же словам… Однажды у меня получилось открыть портал — а это ведь тоже проход через Межмирье. Ключи, Якоря, Двери — вот атрибуты ритуала перехода. Только что моим Якорем поработало видение о дочурке, оттого и притянуло нас на поляну Каэр Кэррола…

Кажется, я поняла, что надо делать.

Рику не нужны были Двери. Он просто переносился, построив в голове определённую программу, алгоритм. Да и недавно мы с Элли просто ш а г н у л и на лужайку паладиновского замка, потому что я возжелала там оказаться. Всей душой. Всем сердцем. И… задала адрес.

Оказывается, пот катит с меня градом, несмотря на то, что в тумане довольно-таки прохладно. Оттираю его рукавом и перехватываю горящий взгляд Элли.

Она ждёт. Она в меня верит.

Обнимаю её крепче.

— Что бы ни случилось — держись за меня, слышишь? Я могу забыть о тебе, потому что мыслями буду совсем не здесь, но ты — держись. Поняла? Мы должны быть вместе.

Она серьёзно кивает. Сняв с себя поясок, продевает через мой ремень, а затем сквозь две кулиски на своей юбке, и связывает. Что ж, теперь даже в бессознательном состоянии мы будем рядом.

Закрываю глаза (от затаённого страха). Сосредотачиваюсь.

«Работаем, Ива», — слышу, как наяву, голос Николаса.

«Работаем, донна», — шепчет дорогой дон, очень дорогой дон.

«Благословляю», — доносится голос деда Павла. «Покажи, что ты казачка. Что ты наших кровей», — не отстаёт прадед.

Качнулась совсем близко могучая тень. «Всё у тебя будет хорошо, лапушка».

«Таймер, Иоанна», — терпеливо напоминает мой дорогой Наставник.

Звенят часы. Осталось тридцать минут. Но я не дёргаюсь. Я работаю.

* * *

С самого начала я разрешаю себе одну или две пробных попытки. Ибо по себе знаю: если поставлю жёсткий блок — мол, другого шанса нет — будет гораздо труднее, и попасть в нужную точку, и пережить возможную неудачу. Разрешаю хоть раз, да ошибиться. Тридцать минут — это чёртова уйма времени, а оно, как известно, имеет свойство растягиваться, как резина. Я в межмирье. Здесь каждый правит по своим законам, вот и я устанавливаю свои. Да будет так.

Безмятежно опускаюсь на траву. За мной тенью, не задавая вопросом, присаживается Элли. Усевшись поудобнее, спокойно разворачиваю ладони к несуществующему небу. Что бы там вместо него не простиралось — оно есть, ослепительно синее ясное небо, за мирами, за тучами, есть, с ласковым солнцем, с поющими жаворонками. Неисчерпаемый кладезь энергии, мудрости, любви и силы. Есть. И я вдыхаю прямо из него полной грудью.

Оно есть. Небо. Спокойствие. Олицетворение свободы.

Оно просачивается ко мне из воспоминаний о цветущем луге и душистом сене Гайи, отражением в Дону, хрустальным куполом над ровной степью, дневными звёздами в летнем колодце. Таинственно мерцающей голубоватой полосой, просвечивающейся сквозь макушки деревьев, вознесённых высоко-высоко. А ниже этих деревьев — слоистые известняковые скалы, справа и слева от меня, усеянные редкими заплатами тимьяна и вероники. Ущелье… Не веря своим глазам, поднимаюсь и делаю шаг. Под ногами хрустит галька, сквозь которую кое-где просачивается худенький ручеёк.

…А я и забыла, что давно уже потеряла туфли… Хорошо ещё, галька крупная, вперемежку с довольно большими голышами. Но пока мы с онемевшей от изумления Элли выбираемся из ущелья к небольшому озерцу, моим бедным ножкам достаётся изрядно. Добравшись до берега, я, не выдержав, опускаюсь на естественное каменное ложе, чуть нависающее над зеленоватой гладью, и с удовольствием погружаю ступни в воду. Холод пронизывает чуть не до самого сердца.

— Ух… — помедлив, приподнимаю ноги. — Элли, это… бесподобно. Чувствуешь себя живой, настолько пробирает… Попробуй!

Тронув пальцами ноги воду, она восторженно ахает и замирает с блаженной улыбкой.

— Мама! — выводит нас из совместного транса испуганный детский голос, — смотри, эти тётеньки — привидения?

Мы оборачиваемся — и застываем от неожиданности. С другого края ущелья уже выходит, но тормозит в растерянности небольшая туристическая группа — человек шесть взрослых, три подростка, с женщиной-проводником. Олицетворение священного мистического ужаса и восторга от небывалой сенсации: я уже вижу, как девчушка лет двенадцати поспешно настраивает фотоаппарат… И тут до меня доходит обстоятельство, которое раньше я хоть и отметила, но оставила без внимания.

В водной глади я вижу наши с Элизабет отражения! Полупрозрачные, и впрямь — привиденческие — но они есть!

— Они нас видят! — Элли хватается за сердце. — Ива! Неужели у тебя получилось?