Сороковник. Книга 4

— Молодец. Представь, что ты сейчас там, на площади. Ты прямо перед ратушей. А немного правее — улица, где, в отличие от соседних, не так уж много магазинчиков, там больше всяческих кафе и книжных лавок. Полосатые тенты и зонтики сменяются белыми, красными, пёстрыми, плетутся на стенах вьющиеся розы, и хозяйки домов поливают свои герани в выставленных за окошки подвесных горшках. Полдень. Часы на ратуше бьют двенадцать, и звук этот раскатывается по улицам, временно приглушая разговоры и заставляя умолкнуть пересуды досужих кумушек. Мы идём по этой улочке не так уж долго, нам нужен один интересный дом из тёмного камня, отделанный чёрным гранитом, со строгим фасадом в три окна… Он невелик, но красив, уютен даже с виду, в него так и хочется постучаться…

— В дубовой двери — небольшое решётчатое окошко на уровне глаз, да? — вдруг говорит Элли, и я едва не сбиваюсь с мысли. Но ликую: у меня получается! Теперь — точно получается!

— Совершенно верно, оно появилось совсем недавно, потому что очень неудобно каждый раз выглядывать из большого окна на улицу, чтобы посмотреть, кто пришёл… Это наш с Магой дом.

Я описываю кухню, упоминаю и лестницу на второй этаж, и открывшиеся недавно кабинет, библиотеку, подвал-хранилище…

— А под лестницей, прямо между напольными часами в футляре красного дерева и дверью в кабинет Маги — выход во дворик. Там сейчас белым-бело от распустившегося жасмина, совершенно особенного, необычайной жизненной силы… Рядом с кустом — скамейка, не новая, но ухоженная, Дорогуша каждый год её подкрашивает, и потому — к аромату жасмина примешивается вкусный дух олифы…

Я умолкаю.

— Спинка у скамейки широкая, — добавляю, — удобная и словно кошка, прогибается под лопатки. А если сесть с твоей стороны, Элли, то стоит провести ладонью по сиденью — и наткнёшься на шляпки двух декоративных гвоздиков, что выступают, точно крошечные грибы. Такие уж попались Дорогуше гвозди…

…И меня утягивает, словно в гигантскую воронку. Правда, ненадолго, но, очнувшись, я не сразу рискую открыть глаза: кажется, что кружится голова и я вот-вот упаду, несмотря на то, что спину подпирает нечто надёжное, устойчивое… На языке до сих пор — кофейное послевкусие, а обоняние щекочет сладкий запах бело-розового жасмина, того самого, с которого я неделю с небольшим назад нарезала букеты. Значит, ещё не отцвёл…

Я настолько уверовала в успех последней попытки, что теперь даже не удивляюсь точности попадания. Только так и должно быть, не иначе.

Вот он, мой двор. Мой дом. Мой куст.

Под жасмином — моя фляга, та самая, подарок Хлодвига, архимага-стихийника. Должно быть, Дорогуша поливал жасмин, следуя моим наставлениям, и забыл убрать. Тело моё, жадное до новых ж и в ы х ощущений заставляет протянуть руку, почти обжечься разогретым на солнце металлом, открутить с чуть слышным скрипом крышечку и глотнуть от души, чуть не подавившись неожиданно холодной влагой, пьянящей не хуже вина…

И вижу круглые, как у ребёнка, глаза Элли.

— Дай, — шёпотом просит. Я с готовностью протягиваю флягу.

Элли делает глоток… и лицо её сияет от удовольствия.

— Настоящая.

И добавляет, подумав:

— И я, кажется… настоящая… Ива, и ты. Посмотри, ты же светишься вся…

Часики на моей груди звякают в последний раз.

И вновь меня затягивает в омут, в воронку, но какую-то иную, страшную. Отчаянно барахтаюсь, пытаясь вырваться из осязаемой липкой темноты, захлёстывающей со всех сторон, тону в ней, захлёбываюсь… Как вдруг… словно чья-то сильная рука выдёргивает меня из трясины.

Я слышу спокойный голос Николаса:

«Возвращайся, Ива. Пора».

Чёрная дыра, в которую меня почти уволокло, прекращает вращение и, помедлив, начинает раскручиваться в обратную сторону.

«Ива, слышишь? Мы ждём. Возвращайся!»

Позови меня ещё раз, слышишь, Никушка? Я бы рада выплыть сразу, но кто-то вцепился в меня мёртвой хваткой и держит, и тянет назад… Но почему-то я не могу его с себя сбросить, а потому — упираюсь изо всех сил, тяну за собой, пыхчу, задыхаюсь… Ники, позови ещё раз, и я ухвачусь за твой зов, как за спасательный канат.

«И-ива… Возвращайся, милая. Мы ждём».

Я лечу куда-то ввысь, словно пробка из бутылки, словно петарда, словно расцветающая комета. А рядом со мной — рассыпает искры такая же яркая звезда.

«Звезда моя…»

«И-ива…»

«Она должна разыскать и вывести Элизабет… И вот тогда…»

«Хоть бы мне вот так же кто в любви призна…»

Сильный удар в спину прерывает мой полёт-падение, едва не выбив дух. Вокруг по-прежнему темно. И отчего-то — холодно. Пошевелившись, задеваю рукой гладкую отполированную поверхность.

Камень подо мной, камень сбоку… Похолодев, пытаюсь приподняться и больно ударяюсь лбом на твердь. Надо мной — тяжёлая неподъёмная плита. Откинувшись на спину, вижу, как по периметру вокруг плиты, обозначая прямоугольник, просвечивают едва заметные щёлочки. От догадки или от холода, но у меня вдруг начинают стучать зубы.

Крышка. Крышка саркофага. Того самого, который для меня вроде бы ещё не готов.

Глава 16