Сороковник. Книга 4

— Вы ни за что не поверите! — Она молитвенно складывает руки. — Ах, мы так рады! Наконец-то бедняжке повезло! Розы Элизабет, нашей Элли, целых восемь бутонов, и уже такие большие, вот-вот раскроются! Ах, ведь она ещё ничего не знает, а мы не можем ей сообщить… Она ушла с утра… Идёмте, идёмте! — Женщина подхватывает нас за рукава и тянет за собой, щебеча на ходу, а я успеваю заметить странную смену эмоций на лице мужчины: разочарование, недоверие, облегчение, надежду. — Она всю ночь провела у постели Паоло, ну, того мальчика, что недавно утонул, малыш никак не оправится от шока. Он заснул только к утру. Мы настаивали, чтобы и Элли отдохнула, у неё в последнее время так пошатнулось здоровье, ну, вы сами знаете… но ведь она всё боится кому-то причинить беспокойство, так и ушла, и даже на свою делянку не взглянула…

Садик, уходящий вглубь двора, оказывается не так уж и мал, хватает места и для нескольких взрослых магнолий, и для лужаек в окружении подстриженных пирамидками и шарами кустов. Под небольшой розарий выделен самый светлый участок, там-то сейчас и полно народу — и ребятни всех возрастов, и взрослых. Здесь не только монахини — здесь и садовник, и два священника, и два каких-то строгих господина в сюртуках, от которых за версту разит строгим официальным духом… Но сейчас даже суровые чиновничьи лица заметно размягчены. Перешёптываясь, кто с удивлением, кто с недоверием и восторгом, созерцают несколько полураскрывшихся бутонов на кусте чайной розы.

И до меня, столь чуткой на запахи, доносится вдруг тонкий сладковатый аромат, ни с чем несравнимый, точь в точь, как из бабушкиного деревянного расписного флакончика "Болгарской розы"… Цветы не только распускаются. Ещё немного — и весь сад начнёт благоухать. Я вижу, с каким блаженством, зажмурясь, принюхиваются женщины, особенно в возрасте — должно быть, истосковались по настоящим, ж и в ы м ароматам.

— Неужели это здесь такая редкость? — спрашиваю у Диего шёпотом. С лёгкой безуминкой в глазах он кивает.

— Это… Да, большая. Невероятная. Вы понимаете, что это значит?

— Ничегошеньки не понимаю. Я же у вас впервые, забыли?

— Это значит, что тётушка Элли может взять кого-нибудь из нас к себе! — звонко сообщает рыженькая девчушка лет восьми. И хлопает в ладоши. — А мы знали, знали, что так будет! Мы посчитали: восемь цветочков! Господин Фрол…

— Флор! — громким шёпотом поправляет ближайшая "сестра". Ошибка дитяти вызывает у всех улыбку — у кого понимающую, у кого смущённую, видно, не она первая оговаривается.

— Ой, простите… Господин Флор, значит, она может забрать восьмерых? И меня, а Паоло, и Марику, и… и… Ой… — Её глаза наполняются слезами. — А Марику очень любит тётя вот этого дяди… — тычет пальцем в Диего. — И Марика её… Как же быть? Она и тётушку Элли любит…

— Девочка у вас недавно? — спрашивает господин, имя которого здесь, чувствуется, постоянно путают. Пожилая монахиня, судя по прикреплённому к воротничку вензелю-шифру — старшая, или настоятельница, кивает.

— Да, господин Флор. И месяца не прошло, как она у нас появилась. Она и в жизни была сиротой, жила у равнодушных людей, и ей, конечно, очень хочется иметь настоящих родителей. Вы же понимаете, господин инспектор…

— Понимаю. — Мужчина серьёзно смотрит на девочку. — Дитя моё, придётся тебе кое-что объяснить. Иди-ка сюда…

Он манит ребёнка за собой, подводит ближе к кусту. Слежу за ними, затаив дыхание, в предчувствии чего-то важного.

— Протяни руку к одному из бутонов. Только не касайся, просто подержи рядом. Что ты чувствуешь?

— Ой, он тёплый! И этот… А вот от этого — ничего…

— Не спеши разочаровываться. — Инспектор Флор поднимается с корточек, куда пристраивался, чтобы последить за движением детской ручки. — Эти два, говоришь? Один из бутонов — твой, другой — того, кто больше всего тебе подходит, как мама… или папа. Куст, пробуждённый к жизни настоящей искренней материнской любовью…

— Гхм, — смущённо кашляет его товарищ. — Говоря откровенно — не ожидал.

— Так-то вот, дон Гросс. И я, признаться, не думал… Выходит, мы ошибались, и не нам спорить с законами, установленными свыше. — Он снова поворачивается к девочке. — Так вот, если в сердце будущей мамы кого-то из вас достаточно много любви — и не только у неё, но и тех, кто вас навещает — иногда случается чудо. Куст той, чья любовь необыкновенно сильна, расцветает. Вот как этот.

— Ага, ага, — радостно кивает девочка. — Мы каждый день их проверяем, господин Фро… Флор, я это всё знаю. А почему нельзя нам всем к тётушке Элли?

— Потому, что это несправедливо, — печально отвечает инспектор. — Дитя моё, у меня и в мыслях нет обидеть вашу будущую маму. Но их, женщин, потерявших или не сумевших родить детей, так много, а вас, детишек, так мало. Здесь, у "Святой Розалинды", вас всего четырнадцать, а семей, желающих вас приютить… — Он осекается. — Надеюсь, ты поняла?

Девочка вздыхает.

— Вот так, дитя моё…

— Вики, — шёпотом подсказывает привратница.