Более конфронтационными являются окружения, в которых вызов тому, к чему мы привыкли, бросает качество городского пространства, имеющее гендерную или расовую окраску. Когда я, ни разу не бывав прежде в Индии, полетела из Европы сначала в Хайдарабад, а затем в Мумбаи, мне понадобилось какое-то время, чтобы приспособиться к тем аспектам правил публичного поведения, которые отчетливо отличались от моих. Когда в Хайдарабаде потеряли мой багаж, я попыталась купить рубашку и в итоге надела приталенную мужскую сорочку поверх джинсов. Когда я проходила по центру Хайдарабада, мой торс и бедра ощущали прикосновения молодых мужчин, которые кучковались на переполненных базарных улицах. Этот опыт указывает на подразумеваемые нормы публичного поведения в общественном пространстве Хайдарабада – крайне стесненном, лишенном разнообразия и недифференцированном по гендерному признаку. Спустя несколько лет, после того как значительный общественный резонанс получили истории публичных изнасилований и убийств индийских женщин, я бы скорее подчеркнула удушающий характер гендерных ограничений, лежащих в основе подобных норм публичного поведения, и критически рассмотрела бы предполагаемую ими нормативную нормальность. Но в тот момент я просто осмысляла данный опыт как ситуацию, в которой мне не удалось понять правила публичного поведения. Я руководствовалась ситуационной нормальностью, а не нормативной. Позже, купив сари и прикрыв свои волосы, я ощутила себя персонально неузнаваемой (вот она, анонимность!), но это было комфортное чувство, и я легко смешалась с толпой. Однако для пересечения четырехполосной улицы мне потребовались некоторые [отсутствовавшие у меня] практические навыки и социальные знания. Как объяснил мне один житель Хайдарабада, взяв меня под локоть, чтобы помочь перейти улицу, смысл действия заключался в следующем: надо медленно углубляться в уличное движение, поскольку машины, мопеды и рикши не могут наехать на медленно движущиеся объекты. Никогда не следует торопиться, поскольку это повышает риск, что одно из многочисленных транспортных средств не сможет объехать вас достаточно быстро. Одним словом, благодаря мобильности мы можем перемещаться в такие урбанистические контексты, где нам неизвестны правила поведения и нас никто не знает, но мы способны к быстрой адаптации и приобретению чувства принадлежности, даже способны начать принимать участие [в этих контекстах]. Не утверждаю, что так происходит всегда. Чернокожие в американских городах, женщины в Каире и гомосексуальные пары в Стамбуле благодаря местным правилам поведения могут столкнуться с тем, что преобладающие здесь практики поведения подвергают их грубым исключениям. Суть дела не в том, что реляционные окружения с достаточно высокой степенью анонимности неизбежно способствуют появлению у нас ощущения принадлежности, – это не так. Они, как правило, крайне насыщены неочевидными формами исключений по категориальным основаниям. Я лишь пытаюсь сказать, что вопреки предположениям, зачастую звучащим в исследованиях сообщества, анонимность большого города теоретически или концептуально не идет вразрез с ощущением принадлежности и формами сообщества.