Сообщество как городская практика

В исследования о значении «дома» (Kusenbach and Paulsen 2013; Kusenbach 2015) указывается на культурную сконструированность места проживания, а также на культурные вариации в этой сфере. Исторически значение приватного пространства тоже менялось. Ныне общераспространенная в Северной Америке и Европе «открытая кухня», которая в рекламе недвижимости на продажу или в аренду часто преподносится в качестве положительной характеристики, отменила такое разделение дома на комнаты, при котором посетителей можно принимать не в том пространстве, где для них готовилась еда. Другой вариацией этой темы является гендерно маркированное использование различных комнат, например в некоторых мусульманских домохозяйствах. Как и в случае со всеми идеальными типами, в данном случае не существует четкой границы между «приватным» и «публичным» – вместо этого присутствует некий континуум. Олег Дик (Dik 2015), исследовавший евангелические практики в Ливане, обнаружил, что гостиные в домах использовались там для церковных собраний, и это стирало границу между домом и улицей, когда звуки пения разносились по округе. В Восточном Берлине во времена ГДР политические митинги, а иногда даже церковные собрания происходили у людей дома. Но в то же время известно, что из-за грубого вторжения спецслужб в жилища с целью шпионить за личными пространствами людей нонконформистские политические беседы лучше всего было вести в совершенно публичных местах, таких как скамейка в парке или лесная тропа. Таким образом, деятельность в высшей степени политического и при этом неличного характера может происходить в приватных пространствах и иными способами в зависимости от того, кто обладает доступом туда. В эмпирическом плане контроль над доступом к пространству (точно так же, как контроль над биографической и иной персональной информацией) может быть гораздо более разноплановым и вариативным, чем это предполагают идеальные типы. Тем не менее стандартный способ воображать идеальный тип частного дома – это представлять его себе как место, где мы обладаем наибольшим контролем над доступом и куда может войти мало кто из других; иными словами, здесь присутствует самая значительная степень исключения. В таком случае публичное пространство теоретически является пространством с неограниченным доступом, открытым для всех, куда мы можем свободно входить и откуда можем выходить по собственному желанию.

Публичное пространство является важным полем для повседневных встреч в контексте гиперразнообразия, хотя в социальных науках это понятие опять-таки небесспорно (см. обзор в: Watson 2002; Tonkiss 2005; Low and Smith 2006). В недавних работах и «публичное», и «пространство» рассматриваются как социально производимые феномены; в этих исследованиях происходит отход от рассмотрения пространства в качестве некоего вместилища, наполненного смыслом только в тот момент, когда его используют люди. В социальных науках и географии (см. Massey 1991, 1995; Lofland 1998; Savage et al. 2005), а также в градостроительстве (Healey and Barrett 1990; Healey 2006) и исследованиях жилья (Jacobs 2001) все чаще признается, что пространство не является зафиксированной «вещью» (см. обзор в Hubbard, Kitchin and Valentine 2004). Публичные пространства понимаются как сконструированные людьми в процессе использования и во взаимодействиях между ними, как пространства, обладающие различной символикой и значениями (Certeau 1984; Wright 1985; Harvey 1989 / Харви 2021; Shields 1991; Massey 1999).