Солонго просила бежать на свет луны, но в предгрозовой темноте не было видно даже звёзд. Артём и не думал об этом. Только бежал. Слышал, как колотится сердце, как горло рвётся от натужного дыхания. Боялся, что мама споткнётся и упадёт. Не знал, остановится ли, чтобы помочь ей. Ругал себя за эти сомнения. В голове разом проснулись все дремавшие мысли. Под шум побега и речной рокот они завопили на сотни глоток. Спорили, призывали убегать несмотря ни на что и помогать родителям издалека, как это делала Сол. «Только бы самому оказаться в безопасности». Ругались, крича о предательстве, о слабоволии. Требовали остановиться и ножом встретить преследователей. Смутным эхом проносились голос дедушки, папины насмешки, ругань Юры. Наконец Артём споткнулся о корень, всем весом рухнул на землю, обжёг лицо ударом о землю. Мама дёрнула его за руку, помогла встать. После этого падения гомон мыслей смолк. Не осталось ничего. Только бег в надежде спастись.
От лагеря донёсся выстрел. Чей-то выкровавленный крик. Ещё один выстрел. Не было времени оглядываться.
Выскочив из кустов, Артём с мамой чуть не влетели в пойменный зыбун[24]. Увязнув по колено в сплавине[25], заторопились назад. Испугались, что не найдут обход, но увидели галечную косу — побежали по ней.
Река была близко. Изрезанная гривами валунов, она грохотала безудержным напором.
Артём уже не понимал, гремят ли позади выстрелы или это в русле перекатываются камни. В какой-то момент ему показалось, что выстрел прозвучал за спиной. Он подумал, что стреляют в него, и повалился ничком. Утянул за собой маму. Марина Викторовна, упав на колени, тут же поднялась.
— Бежим! — она вновь помогла сыну встать.
Артём ждал чего угодно. Мама могла в отчаянии сесть на землю, закрыть лицо руками, плакать и причитать, что никуда не пойдёт, в последний момент повернуть к лагерю, сдаться Нагибиным. Но этот твёрдый, настойчивый голос был для него неожиданностью.
— Бежим! — юноша постарался ответить так же решительно.
Вошли в реку. Вода текла по щиколотку. Обрадовались, что легко нашли брод. Искать его в предрассветных сумерках было бы трудно. Осторожно зашагали вперёд.
Где-то в стороне, возле берега, но значительно выше по течению, грохнули выстрелы. Теперь не было никаких сомнений — там стреляли.
Испугавшись, Артём заторопился дальше. Поскальзывался на гладких камнях, падал на колени, вставал, шёл опять. Шум реки поглотил все остальные звуки. Кажется, мама что-то говорила, но Артём её не слышал. Только чувствовал её руку в своей руке. Провалился по колено в воду, но устоял. Им повезло выйти на лещадь[26], прибрежную галечную отмель, а теперь предстояло идти наперерез течению по настоящему броду.
Переход через реку тянулся бесконечно. Артём удивлялся, как их не снесло стремниной. Почувствовав, что валуны опять сменились галькой, оживился.
Выбрались на берег и разом упали. Перевели дух. Попробовали бежать. Не смогли. Не хватало сил. Неспешно пошли вперёд.
Шум реки отдалялся.
Идти приходилось на подъём, не разбирая направления.
«Всё это бесполезно, — вздохнул юноша. — У них лошади. У них следопыт. Они найдут нас. И тогда уже не будут церемониться».
Артём нахмурился, вспомнив про егеря. Фёдора Кузьмича опять обманули. Теперь обманул юноша, лично. Не хотелось бы после этого встречаться с ним. Лучше уж броситься вниз с обрыва. Артём вздрогнул от таких мыслей. Вспомнил дедушкины слова:
— Человек может говорить совершенно правильные вещи и всё же ошибаться. И не проси меня это объяснить. Просто так бывает. Слушаешь человека, понимаешь, что он говорит, признаёшь его аргументы, но всё равно с ним не соглашаешься. Потому что в чувствах больше правды, чем во всех аргументах вместе взятых. И это нормально. Можешь кивнуть, согласиться, но не бойся остаться при своём мнении, вопреки голосам вокруг.
Артём подумал, что так же было и с егерем. Юноша не знал, как с ним спорить. Фёдор Кузьмич был по-своему прав. Его трижды обманули: дедушка, папа, теперь сам Артём. Быть может, это давало ему право обманывать в ответ. Быть может, он не мог совладать со своими жестокими сыновьями, только отчасти сдерживал их злобу. И всё же Артём чувствовал, что больше всех тут виноват именно Фёдор Кузьмич. Объяснить это не мог, да и не хотел.
Остановились под скальным останцем. Упали на землю. Теперь нужно было ждать. Слушать, не прозвучит ли поблизости голос папы или Джамбула. Марина Викторовна и Артём терзались, не зная, что случилось в лагере.
— Ждите здесь, — прошептал кто-то у них за спиной. Шёпот так напугал юношу, что тот вскочил на ноги.
Это была Сол. Невидимая в ночи, она отделилась от останца, будто сама только что была камнем. Артём не успел ни о чём спросить — юная монголка исчезла.
Потянулись долгие минуты ожидания.
Наконец послышались шорохи, затем — голоса.
К останцу вышли Джамбул и Сергей Николаевич.
Марина Викторовна бросилась обнимать мужа.
— Где Сол? — спросил у Джамбула Артём.
— Отдыхаем, потом идём, — ответил монгол.
— Где Баир? — не отставал юноша.