Сергею Николаевичу не нравилось, что сын по-прежнему общается с Фёдором Кузьмичом — так, словно ничего не произошло. Ещё меньше ему нравилась беспечность Тюрина, уплетавшего на ужин гречку с мясом подстреленной охотниками кабарги. Однако он понимал, что в данной ситуации никак не может повлиять ни на сына, ни на Тюрина.
С берега реки открывался вид на гору с тремя вершинами — точно так, как это было нарисовано Дёминым. Теперь высокая вершина в самом деле стояла посередине и чуть ближе двух низких.
— Кажется, я начинаю догадываться, в чём тут дело, — вздохнул Сергей Николаевич.
Его злило то, что он не может фотографировать. Для статьи нужно было снять, как выглядят все приметы в жизни. Это хорошо бы смотрелось в публикации — рассказать о точности рисунков Дёмина, о том, как за полтора века изменился здешний ландшафт. Но по договорённости с Фёдором Кузьмичом фотоаппарат мог находиться только у Артёма.
Сергей Николаевич успокаивал себя тем, что Нагибины сделали его будущую статью ещё более интересной — убийство и угрозы, конечно, должны были привлечь внимание читателей. «Золото, омытое кровью», — шептал Сергей Николаевич и сожалел, что не взял в путь маленькой видеокамеры, на которую можно было бы заснять все преступления Фёдора Кузьмича, его сыновей и трёх охотников, которые, как оказалось, были племянниками Бэлигмы, жены егеря.
— Хороша семейка, — усмехнулась Марина Викторовна.
Вчера она зарисовала третью примету. На рисунке среди гольцов торчала скала, заросшая не то кедровым стлаником, не то густым разнотравьем. От скалы в сторону вёл хребет, усеянный каменистыми россыпями. Ничего похожего поблизости не было.
— Ну как, догадался, в чём тут дело? — Фёдор Кузьмич показал Артёму первые два рисунка.
Сергей Николаевич поморщился, но смолчал. Отойдя на шаг в сторону, слушал разговор сына с егерем. Марина Викторовна, видя недовольство мужа, взяла его за руку.
— Так надо, — прошептала она.
Сергей Николаевич раздражённо дёрнул плечами. Понимал, что, вмешавшись, навредит Артёму.
— Смотри, — Фёдор Кузьмич поднял второй рисунок, позволяя юноше сличить его с настоящими вершинами гор. — Похоже?
— Да, — кивнул Артём.
— Думаешь, отсюда нарисовано?
— Наверное.
— Как и первый рисунок, правда?
— Да.
— А теперь скажи мне, в чём тут загвоздка.
Артём помедлил. Не торопился высказывать догадку. Боялся ошибиться. Не хотел разочаровать егеря. Тот, конечно, повёл себя подло, но по-своему был прав — ведь и дедушка, и родители его обманули. Пожалуй, если б не жестокие сыновья, Фёдор Кузьмич сумел бы договориться с папой без выстрелов и ругательств. Да и неизвестно, что бы случилось с Переваловыми и Тюриным, если б егерь не уговорил Юру согласиться на условия Артёма. «Пожалуй, мы бы сейчас все лежали с Ринчимой», — подумал юноша, чувствуя, что по-своему благодарен старику.
— Ну так что?
— Рисунки не указывают, куда нужно идти… — начал Артём. — Они показывают, что мы уже пришли на правильное место.
— Вот как? — Егеря будто удивили такие слова.
— Это объясняет, почему первая примета вела назад. На самом деле это была подсказка — о том, как читать остальные приметы. Нужно искать не то, что изображено на рисунке, а место, откуда открывается именно такой вид.
— Молодец! — Фёдор Кузьмич, тихо рассмеявшись, похлопал Артёма по плечу. — Умный мальчик. Если б Юрка в твои годы был таким сообразительным, поступил бы в университет, правда?
Юноша, не зная, что сказать, повёл плечами.
— Прости, я тебя перебил, продолжай, — егерь до того близко наклонился к Артёму, что тот почувствовал запах его чёрствого, сухого дыхания. — Продолжай.
— Нужно отправить вашего следопыта на разведку.
— Хорошо, — Фёдор Кузьмич кивнул.
Артём невольно улыбнулся. Получалось, будто главным в экспедиции стал он и теперь отдавал поручения егерю.
— Ещё лучше отправить сразу двух разведчиков. Чтобы они с каких-нибудь возвышенностей осмотрели округу — с разных сторон. Наверняка найдут что-то похожее.
— Хорошо, — согласился Фёдор Кузьмич, по-прежнему нависая над юношей.
— Им будет проще, если мама сразу нарисует четвёртую примету.
Артём видел, как папа махнул ему рукой, но не обратил на это внимания.
— Хорошо, — согласился егерь. — Мне нравится, что мы доверяем друг другу.
Артём понимал, что нужно пожертвовать четвёртой приметой, что это — единственная возможность переговорить с мамой наедине.
— А что ты скажешь о шестой примете? — неожиданно спросил Фёдор Кузьмич.
— А что с ней?
— Всего было девятнадцать, — всё тише, суше говорил егерь. — Тринадцать из них стали картой твоего дедушки. Осталось шесть. Теперь ты сказал, что первая — и не примета вовсе, а лишь подсказка о том, как читать приметы. Держишь мысль?
— Да, — неуверенно кивнул Артём.
— Остаётся пять примет. Где же шестая?
Юноша растерянно посмотрел на отца. Сергей Николаевич сам был поражён такими размышлениями и подсказать ничего не мог.
— Не знаю, — наконец выдавил Артём. — Может, её и не было никогда.