Солонго. Тайна пропавшей экспедиции

Егерь крепко держал Солонго. Дуло револьвера упиралось ей в висок, но девушку беспокоило совсем другое. Она с ужасом смотрела на почерневшую кисть Фёдора Кузьмича — ту самую, что сжимала ей плечо. Видела, как из покрытых коростой трещин активнее засочилась липкая жидкость.

Девушка в отчаянии прошептала что-то на непонятном языке, потом добавила по-русски:

— Он отмечен.

— Вот так! — егерь неправильно понял волнение девушки и усмехнулся. — Не ожидала, правда? Старик ещё что-то может? Ну да. Может. Тебе следовало бежать от меня, как от чумы. Прятаться в самой глубокой яме, а ты сама кинулась ко мне. Ну хорошо, значит, будем играть по моим правилам.

— Зачем она тебе? — Артём сделал шаг.

— Не надо, — егерь качнул головой. — Всё по-честному. Она хотела меня убить, так? Её отец хотел меня убить. Так?! Твой отец меня обманул. Ты меня обманул… Значит, я поступаю честно. Плачу вам вашей монетой. Всё возвращается. Но тебя, Артём, я не виню. Ты мне нравишься. Я тебе всегда говорил это. И это правда. Старик Кузьмич не врёт, в отличие от всех вас. Я говорю чистую правду. И, когда готовлюсь мстить, предупреждаю заранее. И в спину не стреляю. Разве не так? Все вы сами торопились сделать мне зло, а теперь удивляетесь. Но ты, Артём, ты можешь пойти со мной.

— Что ты несёшь?! — крикнул Сергей Николаевич.

— Молчи, погань, — тихо ответил егерь. — Я не с тобой разговариваю. Артём. Даю тебе шанс. И повторять не буду. Пойдём со мной. Я честно разделю с тобой всё, что мы вынесем из этой пещеры. Я дам тебе новую семью. Дам новую жизнь. Ты получишь то, о чём всегда мечтал. Настоящую свободу. Подумай…

— Нет, — твёрдо ответил юноша.

— Не хочешь даже выслушать меня?

— Нет.

— Жаль. Мне правда жаль. У нас могло бы получиться. Ты мог бы стать моим сыном… Но я сказал, что дважды предлагать не буду. Кстати, о сыновьях. Никто не знает, куда подевались мои?

Ответом егерю была тишина.

— Вот… А я знаю. Видел, куда их несли. И как. Неприятное зрелище, что тут скажешь. Дикари… У каждого из нас, конечно, свои тараканы, но такое…

Фёдор Кузьмич весь взмок. После рывка больная рука совсем онемела. Из трещин теперь безостановочно струилась тёмная жидкость. Она липла к меховой одежде Солонго, вытягивалась густыми каплями. Егеря начинал трясти озноб. Он чувствовал это. Понимал, что слабеет. Знал, что должен быстрее сделать задуманное.

«Жар. У меня жар. Это точно. Значит, гангрена. Ничего, разберёмся. И никакой крепитации, значит, не газовая. Но как?.. Сейчас неважно. Разберёмся… В аптечке должен быть хлорамин».

— А теперь слушайте, как всё будет. Ты, — он кивнул в сторону Чартымая. — Ты любишь свою дочь?

Монгол молчал.

— Отвечай, гнида, когда тебя спрашивают!

Чартымай кивнул.

— Вот. Этим и воспользуемся. Видишь, Артём, я всё делаю в открытую. Всё честно. Никаких уловок. Честная игра. Ты, — голос егеря дрожал. Он чувствовал, что хватка левой руки ослабла, что девушка может вырваться, поэтому сильнее давил ей в висок дулом, твёрже держал палец на спусковом крючке. — Ты вернёшься к своим братьям-дикарям и заберёшь моих сыновей. Мне всё равно, что с ними стало. Ты приведёшь их сюда. Живыми. Учти, тварь, это твой единственный шанс увидеть дочь. Понял? Ты меня понял?!

— Твоих сыновей не вернуть, — спокойно ответил Чартымай.

— А это уже твоя забота. Твою дочурку я заберу. Я так понимаю, тут должен быть выход. До водопада отсюда километров пять. Я правильно понимаю? А?

— Четыре.

— Вот и славно. Я буду ждать там. Мне, знаешь, нужно добраться до аптечки. А твоя дочурка перевяжет мне руку. Вот и всё. Ты приведёшь мне сыновей, и мы мирно расстанемся. Даю слово. Мне всё равно, что там с ними. Просто приведи. Я в Нижнеилимске всякого повидал. По кусочкам людей собирали. Ты только приведи…

— Нет, — качнул головой Чартымай. — Даже если бы это было возможно, я бы тебе не поверил. Тебе не нужны сыновья. Тебе нужен белый нефрит. Добравшись до коней, ты сразу уедешь.

— Обижаешь. Впрочем, мне всё равно, веришь ты мне или нет. Выбора у тебя нет. Одно неверное движение и… Бах!

Фёдор Кузьмич с такой силой надавил на висок Солонго, что она застонала.

— А вы, друзья, — егерь посмотрел на Переваловых, — вы получите по заслугам. Однако я опять буду честен. Вы меня обманули, но оставили мне надежду. Это приятно. Всё-таки вы не стреляли мне в спину. Я тоже подарю вам шанс. Можете уходить. Я вас не держу. Да-да, серьёзно, можете уходить. Только вот тебе, Сергей, придётся потерпеть. Я прострелю тебе ногу. Да. Кажется, ты побледнел? Или это такое освещение? — Фёдор Кузьмич хохотнул. — Очень прошу, не дёргайся. А то могу попасть тебе в живот. Будет неприятно, больно, но ничего. Зато я тебя отпущу.

Сергей Николаевич растерянно посмотрел на Чартымая.

— Стой смирно! Не дрожи, тварь! — заорал егерь и, вытянув руку, прицелился.