Рассвирепев, давясь проклятиями, он вытянул револьвер, готовый выстрелить в лежавшую без чувств женщину. Сергей Николаевич и Джамбул разом сорвались с места. Но они стояли слишком далеко. Сухой свист кожаной струны. Егерь прикрывал телом правую руку, и Сол не могла выбить револьвер, но она ударила по другой — обожжённой руке.
Истошный, рваный, усиленный многократным эхом крик Фёдора Кузьмича. Плеть рассекла его прогнившее чернотой предплечье. Из-под густой слизи показалась белоснежная кость. Крови не было.
Артём кинулся вперёд. Коротким прыжком запрыгнул на плечи Фёдору Кузьмичу. Вцепился пальцами ему в уши. Коленями сдавил шею. Егерь закрутился на месте, пытался сбросить юношу. Размахивая револьвером, стрелял, пока в барабане не закончились патроны, но и потом щёлкал курком впустую. Попробовал ударить Артёма рукояткой, не удержал равновесие и вместе с юношей повалился на пол.
Артём стукнулся лбом о камень. На глаза брызнула кровь. Но это только раззадорило его. Завопив, он выхватил нож — тот самый, что когда-то подарил ему егерь. Замахнувшись, со всей силы ударил. Понял, что промазал. Лезвие с искрами скользнуло по камням. Фёдор Кузьмич продолжал извиваться. Видел, что приближаются Сергей Николаевич и Джамбул. Зарычал, но его рык оборвался влажным хлюпаньем. Второй удар Артёма был точным. Твёрдая хромовольфрамовая сталь. С клеймом коня, вставшего на дыбы. Всё возвращается.
Юноша крепко держал нож, вонзённый в основание шеи. Видел, как его кровь смешивается с кровью егеря, и наслаждался этим. Артёма била дрожь. Через рукоятку он прислушивался к последним ударам сердца Фёдора Кузьмича. Приподнял ему голову. Посмотрел в глаза.
Смотрел долго, настойчиво. Ловил мгновения страха, следил за угасающей жизнью. Егерь пробовал что-то сказать, но только хрипел. Изо рта пузырями выходила кровь. Он вздрогнул последней дрожью и замер. Вместе с ним замер и Артём. Он ещё долго не мог отпустить рукоятку ножа, ослабить хватку ног, которыми обвил грудь и спину егеря. Наконец обмяк. Отполз. Пошатываясь, встал. В мягком опьянении отошёл к стене. Упёрся в неё. Обернулся. И только тогда заметил, что все смотрят куда-то в сторону. Потерянный, поникший Сергей Николаевич. Опустившийся на колени Чартымай. Очнувшаяся после падения Марина Викторовна. Они смотрели на Солонго. Девушка тихо, неподвижно лежала среди камней.
— Нет… — прошептал Артём.
Профессор с удивлением увидел, что стены, свод и ступени опять стали гладкими, отшлифованными. Понял, что приближается к цели. Туман был таким густым, что фонарь не мог пробиться через него и на полметра, только удерживал вокруг Тюрина вязкий световой кокон.
Ступени закончились.
Перед профессором был новый проём. Здесь Стражей не было. Никто не охранял этот выход. Но стенки проёма затянуло чернотой. Приглядевшись, Тюрин увидел, что это какое-то растение.
— Плющ? — растерянно прошептал профессор.
Протянул руку. Хотел коснуться чёрного листочка. В последний момент отдёрнул руку. Решил не рисковать.
Заглянуть в проём не удавалось. Свет фонаря не проходил через него.
Тюрин замер. Прислушивался. Ему казалось, что бормотание шамана продолжается и настигает его даже в этой глубине. Нервно хохотнув, провёл языком по губам и тут же сплюнул — губы были затянуты тёмной слизью. Густая слюна повисла на подбородке. Профессор стал брезгливо тереть его рукавом, но только больше перепачкался.
Увидел, что под ногами суетятся чёрные муравьи. Они выбегали из-под зарослей плюща.
Неприятно было думать о том, что дальше, за проёмом, зарослей и муравьёв будет больше.
— Гадость какая. Сюда бы с дихлофосом прийти, — хихикнул профессор.
Он теперь стоял с открытым ртом. Слюна текла по подбородку, свешивалась густой жижей. Тянулась вниз.
Тюрин приблизил фонарь вплотную к стене. Увидел, что она покрыта узорами. Они совсем не были похожи на те, что профессор видел раньше. Другая, более насыщенная, строгая манера. Их явно сделали не урухи.
— Ворон… Большой ворон. Змей. Он… кажется, обвил мощёную дорогу. И дерево. Большое дерево жизни? Что это значит?
Дышать в тумане было неприятно. Тюрин понимал, что нужно идти дальше. Никак не решался сделать первый шаг в проём. Просовывал туда фонарь, но тот сразу глох, захлёбывался в собственном свете.
Занёс ногу. Нащупал опору. Подумал, что и тут могут быть ступеньки.
Зашёл внутрь. Включал и выключал фонарь, но разницы не увидел.
Обернулся. Проёма позади не было. Только мрак. Испугавшись, дёрнулся. Ноги, неожиданно слабые, подвели. Тюрин упал. И никак не мог понять, лежит ли на дне или катится под откос. Потерял всякую ориентацию. Раскидывал руки, хватался за что-то липкое. Потерял фонарь. Стал отчаянно искать его на ощупь. Темнота становилась всё более тёплой и тяжёлой. В какой-то момент все звуки оборвались. Профессор замер. В его глазах отразился огонёк далёкого света.
— Не может быть…
Тюрин больше никуда не падал. Но и встать не мог. Не чувствовал ни ног, ни рук. Уронил очки. Утонул или просто лежал на камнях. Тело пропало. И только тихий огонёк играл в его глазах.
— Не может быть…